Женщина – не мужчина

– Но Сара хотя бы жива, – сказала Дейа. – Ты можешь спросить у нее лично, почему она сбежала. И получишь ответ – но ты предпочитаешь оставаться в неведении.

Халед отвел взгляд. По его лицу Дейа поняла, что он до сих пор злится на дочь.

– Неужели ты никогда ее не простишь?

Он не поднимал глаз.

– Она скучает по вас и жалеет… жалеет, что сбежала.

– Все не так просто.

– Но почему? Потому что она женщина? В этом все дело? Жалкая женщина посмела вас осрамить? А моего отца бы ты простил, останься он в живых? Скажи – ты бы простил ему убийство моей матери?

– Говорю тебе, все не так просто.

Дейа покачала головой:

– Как прикажешь это понимать?

– Я действительно не могу простить Сару, но дело тут не в ней. Дело во мне самом. Простить ее мне не позволяет гордыня. А это куда более страшный грех, чем тот, что совершила она. Тут я перед ней виноват. Да я перед всеми вами виноват…

– Ты так говоришь, сидо, будто уже ничего не исправить. Но ведь это не так! Ты еще можешь простить ее. У тебя еще есть время.

– Время? – повторил Халед. – Сколько бы времени ни прошло, доброго имени нам не вернуть.

Исра Весна 1997 года

– С тобой все в порядке? – спросила Исра Сару вечером, когда Фарида и Надин уселись в зале смотреть телевизор. Исра и Сара иногда составляли им компанию, но сегодня хлопотали на кухне: фаршировали капусту.

– Да, все хорошо.

Исра продолжила, старательно подбирая слова:

– Я понимаю, что замужество тебя пугает, особенно теперь, после того, как… – Она перешла на шепот: – Как Ханна умерла.

– Она не умерла, – поправила Сара, даже не потрудившись понизить голос. – Ее убил собственный муж. Тем не менее моя мать по-прежнему хочет во что бы то ни стало выдать меня за чужого человека – как будто ничего не было.

Исра не знала, что на это сказать. Она не считала, что смерть Ханны имеет какое-то касательство к Саре. Если бы каждая женщина отказывалась идти замуж только потому, что какая-то другая женщина погибла от руки мужа, никто бы не играл свадьбы. Втайне Исра подозревала, что несчастье приключилось не на пустом месте – что-то Ханна натворила. Не в том смысле, что она получила по заслугам, – ни в коем случае. Но не может же такого быть, рассуждала Исра, чтобы муж убил жену безо всякой на то причины.

– Я тебе очень сочувствую, – проговорила она. – Если захочешь выговориться, я всегда готова тебя выслушать.

Сара пожала плечами:

– Что толку в разговорах?

– Ты боишься? Дело в этом? Потому что, если так, я тебя понимаю, я сама…

– Я не боюсь.

– Тогда в чем дело?

– Я просто больше так не могу.

– Как – так?

– Вот так. – Сара указала на кастрюлю фаршированной капусты, стоящую между ними. – Это не жизнь. Я так жить не хочу.

Исра вытаращила глаза:

– Никакой другой жизни не существует, Сара. Ты же знаешь…

– Для тебя – может быть. А для меня существует.

Исра почувствовала, как загорелись щеки. Она отвела глаза.

– Знаешь, я тут на днях школу прогуляла.

– Что?

– То самое. Мы с друзьями решили отметить, что нам всего неделю осталось учиться. Пошли в кино на этот фильм. На «Титаник». Ну, ты наверняка рекламу видела? Так вот, это жутко романтичное кино про любовь, а ты меня знаешь – я все, что про любовь, не очень-то жалую. Но знаешь, о чем я думала весь сеанс?

Исра покачала головой.

– У меня в голове одна мысль сидела: что у меня такой любви никогда не будет. Я ведь никогда никого не полюблю, Исра. Если останусь в этом доме.

– Полюбишь, конечно, – покривила душой Исра. – Обязательно.

– Ну да, конечно.

Исра знала, что голос выдает ее:

– Не глупи, Сара. Книги, фильмы… реальный мир устроен иначе.

Сара скрестила руки на груди:

– Тогда почему ты целыми днями читаешь?

В горле у Исры встал ком. Она попыталась его сглотнуть – безуспешно. Почему ей так трудно признать правду – не только перед Сарой, но и перед самой собой? Давно пора перестать притворяться, будто все в порядке. Рано или поздно придется сознаться, что в голове у нее бесконечно крутится одна и та же страшная мысль: не дай бог сделать со своими дочерями то же самое, что с ней сделала мама. Не дай бог заставить их повторить собственную судьбу.

– Я очень тебе сочувствую, – пробормотала она.

Сара грубо хохотнула:

– Да ничего ты не сочувствуешь! Если б ты и впрямь сочувствовала, то согласилась бы, что это не жизнь.

– Я и так это прекрасно знаю.

– Неужели? Тогда почему делаешь вид, что все у тебя распрекрасно? Разве такой жизни ты желаешь себе? А тем более своим дочкам?

– Конечно нет. Но я боюсь.

– Чего?

– Много чего. – На глазах у Исры выступили слезы. – Адама, Фариды… себя самой.

– Себя самой? Это еще почему?

– Я не могу внятно объяснить. Может быть, я слишком много читаю. Но иногда мне кажется, что со мной что-то не так.

– В каком смысле? – Сара уставилась на Исру, и на лице ее явственно проступила тревога.

Исра отвернулась – иначе не смогла бы продолжать.