Женщина, не склонная к авантюрам

— Огурцы у тебя какие вкусные, — похвалила Алла. — У меня никогда так не получалось. А теперь уже и не получатся. Не для кого. Знаешь, я ведь так надеялась, что у нас с ним срастется. Оба битые. Я бы любила, он бы жалел, привык. А теперь что? — Алла всхлипнула. — Поверишь, ни одной ночи не было, чтобы не проснуться и не думать о нем. Зачем я тогда тебе его уступила? Надо было наручниками к себе приковать и не отпускать, пока не смирится. Но отпустила — и вот оно как обернулось. Я теперь точно знаю, что любовь один раз дается. Нету его теперь — и меня нету. Одна оболочка несчастная…

Посидели еще немного и, как в прошлый раз, обе почувствовали, что говорить не о чем. Алла засобиралась. Проводив ее, Ирина вымыла посуду. Заглянула к сыну — сгорбившись, сидит у компьютера. Прилегла и крепко уснула. Проснулась около шести вечера. Как тянется время. Раньше дни пролетали мгновенно, теперь она не знает, куда девать эти унылые часы.

Аленки опять нет. Похоже, роман у нее в самом разгаре.

Ирина снова задремала и очнулась, только когда пришла дочь. Зажгла ночник. Второй час ночи. Но не стала вставать. Решила поговорить с ней завтра.

В пятницу Ирина по привычке просмотрела записи в календаре на следующую неделю. И, будто вынырнув из сна, удивилась числу, с которого она начиналась. 15 декабря. Две недели до Нового года.

В начале восьмого вечера в дверь позвонили. Кто бы это мог быть? У Аленки ключ, Леша дома, знакомые давно не ходят. Она немного помедлила, ожидая, что в прихожую выйдет сын. Нет. Отвернула плед, которым укрывалась, отложила на подушку книгу. У двери посмотрела в глазок и почувствовала, как кровь прилила к щекам. На площадке стоял Кремнев.

Она открыла. Он шагнул вперед. Почти незнакомый в незнакомой одежде. В руках коробка конфет. Произнес почти незнакомым голосом:

— Здравствуй!

— Здравствуй!

— У меня день рождения. Выгонять меня нельзя, — вполне серьезно сказал он, и Ирина совсем растерялась. — Раздеться можно?

Она кивнула. Взяла у него куртку, повесила на плечики. Отнесла конфеты на кухню. Мельком увидела, как сын выглянул и тут же вернулся в комнату.

— Леша, пойдем чай пить, — в спину ему сказал Толя.

— Мне заниматься надо.

— Не трогай его, — шепотом попросила Ирина. — Подожди меня минутку.

Она скинула халат, залезла в домашние брюки и свитерок. Чесанула перед зеркалом волосы. Усталая и бледная. Но не делать же макияж. Какая есть. Глубоко вздохнула, ощущая, как вся заполняется забытым чувством радостного волнения.

Толя уже поставил чайник. Она села за стол, спрятала лицо в скрещенные перед собой кулаки и во все глаза смотрела на него.

От тепла щеки разгораются, как у девушки. Совсем короткая стрижка. Мягкий овал подбородка. Похудел. Две незнакомые резкие морщинки на лбу. Чуть усмехнулся на ее разглядывание — обозначилась на щеке ямочка.

— У тебя правда день рождения?

Он помотал головой:

— Наврал для повода. Решил, что пусть пройдет сорок дней, а потом увижусь с тобой под любым предлогом. Ты… совсем забыла меня?

— Нет, не забыла, — тихо ответила Ирина. — Я решила не портить твою жизнь.

— Что-то в этом роде я и предполагал.

Толя разлил по чашкам заваренный чай. Достал из шкафчика чайные ложки, подвинул «Ассорти».

— Ни к кому другому я не пошел бы навязываться. Только к тебе. Потому что знаю, что ты думаешь и чувствуешь. И догадываюсь, что тебя может удерживать.

Он смотрел на нее пристально, почти заставляя так же посмотреть на него.

— Ты должна мне поверить. Я не шнурок, а мужик. И если говорю, что ты нужна мне и твои дети нужны — значит, так и есть.

Она сидела, не двигаясь.

— Что ты молчишь?

— Я поставила на своей жизни крест, — наконец выговорила Ирина. — И умерла бы, но к тебе не пошла.

— А сейчас?

— А сейчас, наверное, все будет по-другому…

Толя попробовал шоколадное «сердечко».

— Почему ты не ешь? Я не очень разбираюсь в сладостях. Тебе такие не нравятся?

— Я вообще равнодушна к сладкому.

— Да? — искренне удивился он. — А что любишь?

— Копченую колбасу, любой сыр и все маринованное.

— Я тоже.

Ирина решилась и погладила его по руке.

— Ты не представляешь, что я чувствую.

— Представляю. Я тоже. Принеси ручку и бумагу.

Ирина заглянула к сыну.

— Лешенька, дай мне листок бумаги.

Сын достал из ранца тетрадь, пролистал, резким движением вырвал первую чистую страницу.

— Зачем ты так? — горько спросила Ирина. — Мне нужен был совсем небольшой клочок и, уж конечно, не из тетради по математике.

Леша пожал плечами, подошел к окну, отдернул занавеску и стал смотреть в темный двор.

Толя записал ей номер:

— Это мой сотовый. Как Леша?

— Не знаю, что делать. Все время один. Со мной не разговаривает, никуда, кроме школы, не ходит.

— Не трогай его. Пусть переболеет.

— Да и так уж не трогаю.

— Я пошел?

Ирина оглянулась на дверь, шагнула к нему, прижалась на несколько мгновений. Отступила:

— Иди.