В другой комнате нашла старую кровать с круглыми железными набалдашниками и голым матрасом поверх визгливо скрипящих пружин – рядом с ней валялась моя одежда, а ещё кругом босые следы на пыльном полу – мои и его. Я быстро оделась и накинула куртку, сбросив мужскую рубашку – единственную вещь, намекавшую, что Мишкина роскошная квартира мне не привиделась.
На противоположной стене твёрдая рука любителя раскрашивать мир из баллончика вывела «Беги!», не пощадив разбитые зеркала и обрывки штор. Огромные буквы встретились и в следующей комнате, и дальше, так что я догадалась, что дурацкая надпись относится ко мне.
Там, где должна быть кухня, я нашла записку – мятый клочок бумаги, замеченный мной лишь потому, что он лежал прямо в центре солнечного круга от ровной пробоины над окном.
Мамин почерк, идеально ровные каллиграфические линии на выцветшей обёрточной бумаге: «Я не смогу долго сдерживать его дар притяжения, так что беги, пока можешь. И ты не забыла, что должна жить одна? Иначе силы покинут тебя». Как интересно, что моя мама объявилась именно теперь, когда впервые за долгие годы меня всерьёз потянуло к живому человеку. Ну конечно, мамуля, ты тут как тут. Спасаешь, когда я не прошу. Бросаешь, когда считаешь, что я могу справиться в одиночку. Раскрываешь мне глаза на новых людей, как это своевременно.
Изо всех сил зажмурилась и тряхнула волосами. Прочь из моей головы, мамочка. Я останусь здесь. Хочешь что-то исправить – приходи сама.
Обстановка вернулась – мрамор, барельефы на потолках и восхитительный запах кофе.
Мишка высунулся из кухни и весело прокричал:
– Юлька, ты куда пропала? Айда пить кофе.
Суть в том, что я не была до конца уверена, делает ли он это специально. То есть, конечно, Мишка очень хотел понравиться, но я не знала, используются ли тут колдовские приёмчики, или это моя маман желает задушить романтику на взлёте из-за своих планов относительно меня и потому красиво пудрит мозги. Технически она могла бы это провернуть, но стала бы моя мама так поступать со мной? Вот что творится в голове у женщины, бросившей ребёнка, чтобы тот рос сильным и смелым? Кто знает.
Трудно не быть излишне подозрительной, вспоминая аналогичные срывы в прошлом.
Когда мне исполнилось пятнадцать, случились худшие новогодние каникулы – это был уже второй раз, так что я точно понимала, что никаких, даже крохотных чудес не будет, мама не появится волшебным образом и нелепое хвойное дерево, криво воткнутое в подставку в большой комнате, порадует только теми подарками, которые я сама туда заранее положу. Кошмарно, как по мне.
Отлично помню, как сидела на подоконнике и водила пальцем по заиндевевшему окну, воображая воссоединение семьи и все те обидные слова, что остро нуждались в выплёскивании, но наверняка застряли бы в горле, встреться мы на практике.
В разгар уныния в дверь позвонили, а я сразу догадалась, что это соседская бабка, кому ещё есть дело до меня? Она грустно улыбнулась и вдруг робко протянула мне корзинку со сладостями. Я собралась захлопнуть дверь перед её назойливым носом, но поняла, что на этот раз бабка пришла по собственной воле, а не из-за внушения.
По какой-то неведомой причине соседка всё-таки привязалась к беспризорному ребёнку, регулярно захаживая по приказанию моей матери. Привязалась по-настоящему и преодолела безотчётный страх, внушённый нашим семейством за предыдущие годы.
Это и было то самое чудо, которого мне не хватало, и я бросилась обнимать смущённую соседку, бормотавшую под нос всякие глупости про важность хорошей компании на выходные, и затащила в квартиру, кстати подумав, что очень давно не видела её детей – возможно, она теперь не менее одинока, чем я.
Мы пили чай и болтали о чём попало – темы для разговора угрюмой пенсионерки и непростой девочки-подростка находились с трудом, но как же здорово было в кои-то веки не чувствовать себя бесконечно жалкой, когда почти каждый в этом городе проводит время с семьёй.
Развернув заботливо упакованный трофей – новое платье и туфли, купленные мной на прошлой неделе и припасённые для праздника, я приметила невесть откуда взявшиеся надписи с изнаночной стороны упаковочной бумаги. Там было только четыре слова: «Не смей. Прогони её».
Я изорвала упаковку на мелкие клочки, но всё равно выгнала бабку и тем её сильно расстроила, но это спорное решение подтолкнуло меня вмешаться и изменить кое-что. Отныне она обрела свободу, категорически забыв о моём существовании и потеряв интерес подглядывать за соседями через дверной глазок – и вот тогда я извлекла урок.
Не убедившись, что приставучая бабка обычный человек и обманувшись заурядной внешностью, я толком ничего не проверила перед вмешательством. Да, она забыла и перестала даже смотреть в мою сторону, а также проходила мимо входа в квартиру, усиленно напрягая шею, чтобы не повернуть хоть чуть-чуть голову.