— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Самое первое, что тогда приходило всем на ум, что женщину убили из-за тех денег, которых не нашли у ее мужа. Наверное, у него были подельники или как там это называется. Ну а дальше я просто не в курсе. Мне не дает покоя вопрос: зачем Альбина рассказала историю, похожую на историю этой женщины, воспользовалась ее изображением, но опустила печальный конец? Что здесь не так? Мне хотелось бы знать: Валентину убили уже после того, как она отправила свое фото с благодарностью Альбине? Или Альбина использовала историю умершей женщины? Где тут подлог? И главное, зачем он произведен?
— И что ты предлагаешь? Как это узнать?
— Очень просто, — объяснила Аня, — надо проникнуть в кабинет к Альбине и заглянуть в этот альбом. Там должна быть дата. Я ее в тот раз не рассмотрела. Но она там была.
— И как мы можем это сделать? — спросила я, только после сказанного осознав, что употребленное мною местоимение «мы» автоматически означает мое согласие участвовать в сомнительном предприятии.
— Мы не будем ночью проникать в здание, не бойтесь, — успокоила меня Аня. — Мы можем сделать так. Я зайду к Альбине по какому-нибудь вопросу, и в тот момент, когда я буду у нее находиться, ты постучишь и попросишь ее на минуту выйти. Она отвлечется, выйдет за дверь, я в это время загляну в альбом. Он лежит на этажерке, это минутное дело. Надо только придумать повод, зачем приду я. И второе: зачем вломишься ты.
— Это как-нибудь придумается…
— Придумается, но не факт, что Альбина оставит меня одну в своем кабинете, — заметила Аня. — Здесь строгие правила, все кабинеты закрываются электронными ключами. Ты видела хоть раз, чтобы какой-то кабинет был открыт, а внутри никого не было?
— Да я не особенно там хожу, никуда не заглядываю.
— Но я-то заглядывала, вернее, пыталась. Но не тут-то было. Прямо секретный объект какой-то, блин. Что они тут скрывают? Что охраняют, интересно мне знать?
— Конфиденциальность, наверное, — предположила я.
— Ой, брось, пожалуйста! — отмахнулась Аня. — Если бы тут блюли конфиденциальность, нам бы не стали рассказывать истории бывших клиентов, так я думаю. Тут что-то другое.
Мы с Аней уже достаточно захмелели, и я предложила:
— А пойдем сейчас. Завтра на трезвую голову я этого уже не сделаю. Я ужасная трусиха. Кроме того, страдаю от хронической нехватки куража. Я не смогу.
То ли я осмелела от выпитого алкоголя, то ли на меня подействовала роскошь человеческого общения, практически отсутствовавшая в моей жизни в последние годы, но в тот момент мне показалось, что мне по плечу любая авантюра. Любое приключение, способное прорвать серую пелену моих будней, казалось мне архиважным и фантастически захватывающим. Мы дружно помахали руками официантке, подзывая ее, чтобы закрыть счет.
На обратном пути Аня все-таки решилась рассказать мне о себе.
— Я любила одного парня, — начала она без всяких предисловий, — мы строили планы, правда, потом оказалось, что это только я их строила. В общем, это неинтересно. А потом он взял и подсидел меня — получил должность, к которой я шла два года. Это было так неожиданно, так странно, я ведь не знала, что он на нее тоже претендует. И я уже готова была проехать этот момент, все-таки у нас любовь и все такое… Но потом оказалось, что любовью и не пахло, он просто воспользовался мной, когда ему было нужно. Ну чтобы я не путалась под ногами, не мешала ему продвигаться. Усыпил, так сказать, мою бдительность. А потом притворяться было уже ни к чему. Через неделю я узнала, что он и моя подруга подали заявление в ЗАГС. В общем-то ничего особенного, на свете каждый день, наверное, происходит что-то подобное. Но у меня была такая реакция, какой я сама от себя не ожидала. Короче говоря, я стала их доставать. Их обоих. Каждый день что-то изобретала, чтобы испортить им существование, из кожи вон лезла. Все это было мерзко и унизительно, меня осуждали в офисе, и я оказалась на грани увольнения. Ее папаша мне угрожал, его мать меня воспитывала, но я не унималась. Это стало смыслом моей жизни. Я так деградировала, что сама перестала себя узнавать. Вот тогда-то он меня чуть не насильно отвел к Альбине. Я, конечно, наговорила ему кучу всякого дерьма, но пошла и записалась на курсы. Сама-то я понимала, что качусь под откос.
— Ну и как ты думаешь — справишься?
— Наверное, да, — пожала плечами Аня, — дальше катиться уже некуда, надо выбираться.
Она немного помялась. Потом все-таки решилась:
— А ты как сюда попала? Из-за этого дела? — Аня прикоснулась к шее, повторяя жест, которым обозначают пристрастие к выпивке.
— Это уже последствия, — ответила я, — а причина совсем в другом. Несколько лет назад я лишилась любимой профессии. С этого все и началось.
— Профессии? — удивилась Аня. — Это что, так уж страшно? Хотя, наверное, страшно, раз тебя так подкосило. Кем же ты работала, если не секрет? Извини мою нескромность, но просто это несколько необычно для женщины… Ну, такая преданность профессии, я имею в виду.
— Я была оперной певицей, — на одном дыхании выпалила я.