— Что-то не хочется спать. — Я виновато улыбнулся. — Не по себе как-то.
Она тоже улыбнулась, но ничего не сказала.
— Сянцзю, ты почему вышла за меня? — Я присел на кан.
Она смотрела в потолок, потом, помолчав, ответила:
— Ну а ты почему женился на мне?
— Помнишь… несколько лет назад, в камышах?..
Она засмеялась, зашевелилась под одеялом:
— A-а, ты еще помнишь?
— Конечно! Конечно, помню! Я как раз думаю…
— А я давно забыла! — Она решительно перебила меня.
Забыла! Мое сердце сжалось. Но я не верил, что Она могла забыть.
— Нет, ты не забыла. Иначе вряд ли ты меня бы так сразу узнала!
— Давай-ка ложись.
Я понял: Она мягко намекает, что Ей все это неинтересно.
— Что здесь говорить? Мы вместе, нужно думать, как жить дальше.
— Как жить дальше? — насмешливо переспросил я. Я медленно раздевался и думал: «Почему я подчиняюсь Ей, ведь это я должен найти слова, зажечь Ее своей любовью?»
— Как жить дальше, говоришь? — Она все так же, вытянувшись, лежала на спине и смотрела вверх. — Нас двое, зарплаты небольшие. Но мы будем жить очень даже неплохо, уж получше, чем другие. Живут же всякие бабы неотесанные. Чем же я хуже!
В Ее тоне вдруг послышалось явное презрение к «неотесанным бабам». Похоже, свою дальнейшую жизнь Она представляла как некое соревнование с ними. И нужно было обязательно победить.
Эх, женщина, женщина. Мне следовало бы получше знать тебя. Я разделся и сел рядом с Ней, прислонившись спиной к стене. Пора было расстаться с сигаретой. Но мне хотелось растянуть эти последние секунды, насладиться ими. Наслаждение доставляла уже сама мысль: Она здесь, рядом! Блестящие иссиня-черные пряди лежали на белом поле подушки. Блестящие, мерцающие глаза смотрели в одну точку. Наверное, там Ей открывались чудесные картины. Но мне почудилось, что в глубине Ее глаз затаились еще и расчет, ожидание и напряжение — сродни тому, что бывает перед боем. Тонкое одеяло не в состоянии было скрыть притягательность Ее тела. Трактора тянули свои блестящие металлические плуги — один по прелестной груди, другой по слегка выпуклому животу. Механические чудища не причиняли Ей вреда, и мне казалось это естественным: ведь у Нее такая упругая кожа. Мечта все-таки воплотилась в реальность. Выдуманная мною женщина утратила свои удивительные, неуловимые краски, но стала живой.
— Ну, иди же, — сказала Она.
Я приподнял край одеяла. Она была точно такой же, как тогда — в камышах…
— Наверное, я перенервничал, — сказал я.
Но сказал только для того, чтобы скрыть свой мучительный стыд и разочарование.
…Я бежал по зеленеющему лугу — он неожиданно оказывался гибельной трясиной. Я любовался закатом в горах — он оборачивался извержением гигантского, заливающего меня лавой вулкана. Я восхищался изысканной раковиной — но ее створки захлопывались за мной, оставляя наедине с жутким бесформенным содержимым. Дивный разноцветный морской цветок, стоило до него дотронуться, хватал меня десятками клейких щупалец, опутывал мое тело, по капле высасывая из него жизнь. Оазисы-миражи над раскаленным песком пустыни. Запретный сад из детской сказки, охраняемый могучими исполинами. Старая сказка, самая многообещающая и самая несбыточная…
С незапамятных времен существует конфликт между мужским и женским началом. Этой схватке не видно конца, она требует силы духа, мужества, тонкости чувств и интуиции. Но только в непрерывной борьбе мужчина и женщина могут сохранить себя, свою независимость и в то же время достичь гармонии, согласия и единства…
В этой схватке я проиграл. А значит, потерял и свое «я», и свою независимость.
Мне было жарко, тело покрылось испариной, как будто я только вышел из бани. Правда, ноги совсем заледенели. Я вздохнул, чуть шевельнулся и негромко сказал:
— Попить бы.
Она приподнялась и, откинув одеяло, села.
— Что-то ты не в порядке. Наверное, много дел было, устал.
Она слезла с кана и пошла за водой. Вода лилась в стакан с каким-то металлическим звуком.
— На!
Я нащупал стакан в темноте и попытался задержать Ее руку.
— Извини, — сказал я и слегка потянул Ее к себе.
Она высвободила руку и быстро залезла на свое место под одеяло.
— Перестань, тут не за что извиняться. В другой раз попробуем.
Я не видел лица, но голос Ее был спокоен.
Мы тихо прожили несколько дней.
Из каждой секунды мне хотелось извлечь максимум счастья. Прежде всего, теперь специально для меня дома готовили пищу! Наконец-то я распрощался с общепитом, с которым был крепко связан почти двадцать лет. Я возвращался с выгона, загонял лошадей в конюшню, входил в помещение бывшего склада, и на замечательно чистом столе меня ожидал обед. Я восторгался каждым блюдом. Продукты были точно те же, что и в столовой, но в Ее руках все становилось замечательно вкусным и красивым.
— С твоим аппетитом нам никаких запасов не хватит! — говорила Она, но я считал, что Она меня таким образом хвалит.