Мне не не-больно, но боль имеет другое значение для меня, я могу ее трансформировать в топливо в моих главных смыслах, видеть ее с благодарностью, как указатель на пути, как родовую боль.
Боль «не сбылось» говорит мне о том, что я могу мечтать, а это огромная сила. Я погружаюсь в то, что именно не сбылось, и вижу лучшее в себе. То, о чем я мечтаю, говорит обо мне, о моих ценностях. Это – мое богатство: мечты о близости, искренности, верности, свободе, взаимности. О том, что в дороге к этим ценностям отношения могут разбиваться, потому что на меньшее я не согласна. И я хочу так жить, не соглашаясь на меньшее, на обертку, на суррогат.
Боль «как он мог, ведь я для него…» говорит мне о границах, о характере, о силе. Я могла, а он нет. Я видела, а он нет. Я говорила, а он нет. Я доверяла, а он нет. Я любила, а он нет. Мы сделали каждый свой выбор: он – сбежать, предать, смолчать, соврать. А я – нет.
Боль «почему терпела», «почему верила», «почему ждала», «чего такая наивная» это боль уязвленной гордости, это слова критика внутри. Та наша часть, которая не уходит, детская часть. Она верит, надеется, пытается подстроиться и не может уйти от того, кого любит, как не может этого сделать ребенок. И это та же самая часть, которая умеет любить, творить, верить, создавать лучшее в жизни, которая способна на бескорыстность, нежность, игру, танец, смех и честность. Лучшая наша часть, честно говоря. Когда мы ранены ситуацией, есть большой соблазн закритиковать и загнобить ее презрительными эпитетами вроде «как маленькая», «фу, слабачка», «ну и дура», «наивная, детский сад». Получится разуверившийся, полный горечи, обозлившийся взрослый с презрительно скривленным лицом. В мире таких полно. Оберечь эту часть, как ребенка, девочку, которой разбили сердце, без «а о чем ты сама-то думала» – это моя задача. Иначе не останется внутри ничего, из чего можно снова любить.
Боль «может, я могла бы» – могла бы лучше, больше потерпеть, подстроиться, сделать вид, что не заметила, переждать. Может быть, а может, было бы хуже. Настанет время, и я сяду и пересмотрю эти уроки, когда у меня будут ресурсы, когда я смогу быть объективнее. Эту боль пока в ящичек, на полочку, «я подумаю об этом завтра». Аналитик в нас должен быть спокоен и не ангажирован. Пока пожар, он мешается под ногами пожарных.
Боль «за что мне это», «почему со мной» может стать токсичной, если уводить ее в вину. За что соседний подросток облапошил малыша и отобрал у него карманные деньги? За что хам в автобусе рявкнул гадость вслед? Ни за что. «За что?» может стать топливом, если переформатировать в «Зачем мне это?». Чему я научусь? В чем изменюсь? Какой выбор сейчас сделаю? Во что трансформируется во мне этот опыт: в горечь и злобу или в смысл и силу? «Зачем?» – это про ответственность за себя, всю себя: с ядовитым критиком и прекрасным ребенком, с раненым подростком и заботливым взрослым внутри. Кого из них мы кормим? Кого слушаем? Кого затыкаем? Кого бережем?
Глава 7
Мой личный феминизм
– Все-таки роль женщины – рожать и воспитывать детей.
– Не роль мне говорит, как мне жить. Я выбираю, какая у меня будет роль.
Вечер, Сохо, деловой ужин.
– Ольга, а кто сейчас с детьми? Бебиситтер?
– Ну почему, муж.
– А, так он у вас работает бебиситтером?
– Он работает папой.
– Как у вас все по-европейски.
Я часто взъедаюсь и ругаюсь, когда говорят: «Это не женское дело», «Незачем женщине взваливать на себя мужскую роль». Причем сказано это может быть необязательно в негативном ключе: восхищенное «Ну она не хуже мужика справляется» – из этой же серии.
Не знаю, было бы обидно моему мужу услышать слова, полные удивления его способностью уложить детей, не знаю, считают ли десятки английских пап, обвешанных младшими в рюкзаках и катящих впереди коляску с двумя постарше, себя героями.
Когда я рулю стройкой или пробиваю сделку, то не чувствую себя в «мужской роли». Не думаю, что муж, укладывая вечером двоих, ощущает, что занимается «женскими делами». Мы оба можем побыть и мамой, и папой и можем меняться и оптимизировать – и это делает нас в два раза сильнее, это дает нам в два раза больше возможностей.