Женщина с Марса. Искусство жить собой

«Как тебе не стыдно!» – восклицает родитель, не умеющий по-иному повлиять на ребенка. «Стыдно должно быть!» получает ребенок с самых ранних ошибок. Стыд не является врожденным, а исключительно приобретенным состоянием. Он формируется, когда в качестве реакции на себя маленький человек сталкивается с нелюбовью, презрением, разочарованием, отвержением. Это неприятнейшее осознание собственной низости, неадекватности, негодности – единственный вывод, который может сделать ребенок, когда родители отвергают его за то, какой он есть. Он же не может изменить себя – вдруг стать взрослым, умным, аккуратным, он не может изменить то, что уже случилось: не может обратно вплюнуть выплюнутое пюре, стереть из воздуха слова «бабушка плохо пахнет», распотерять игрушку или склеить порванную одежду. Вместо того чтобы объяснить ребенку произошедшее, объяснить ему, почему это случилось («Ты просто не знал, что так не нужно говорить»), одновременно сказав ему, что это нормально, такое случается, с ним все в порядке (то есть «попустительствовать» и «потакать» в терминах подавляющего воспитания), его наказывают отвержением, презрением, стыдят.

Стыд – средство управления не только ребенком, но и обществом. Еще с Адама и Евы, которые получили за любопытство чувство стыда, всевозможные институты внедряют стыд, как способ держать в узде свободную личность. Этакая колючая проволока под напряжением, которая шарахает тебя гадким чувством каждый раз, когда ты нарушаешь норму. Как и любое лекарство, в капле лечит, в лошадиной дозе становится ядом.

Мы все плаваем в безразмерном количестве стыда буквально за все. И отказ стыдиться – чуть ли не смертный грех. Если ветром женщине задерет юбку, она застыдится и одернет ее – и будет прощена. Если женщина посмеет выйти без юбки, то станет бесстыдницей. Общество зорко блюдет эту неизбежность стыда, и наказывает тех, кто смеет не стыдиться.

Более того, в патриархальном обществе стыдом пронизано почти все, что связано с женщиной. Оденьте женщину в мужскую одежду – будет «круто», «агрессивно», «необычно», в худшем случае «смешно». Оденьте мужчину в женскую одежду – будет «гребаный стыд». Ломка голоса и появление волос на теле мужчины – это «о-го-го», «возмужал»; появление месячных и волос на теле женщины – «ф-у-у», «стыдно», «сбрить», «скрыть», «никому не говорить и не показывать». Нормы меняются постепенно, но до сих пор отовсюду распространяется этот шейминг за все, что так или иначе связано с самым природным, естественным проявлением женскости. Поощряемая женственность – когда красиво, где надо подбрито, где надо подделано, накачано, утянуто и пригодно для использования по единственному назначению – услаждать и угождать. Почему мемом яростной гиперопеки детей становится уничижительное «яжемать», а не «яжеотец»? Почему и откуда берутся все эти эпитеты для насаждения стыда: «выпячивание» беременного живота, «демонстративное» кормление? С первых лет и первого опыта стыда от отвержения маленькой девочки и до взрослости, до нескончаемой собственной борьбы с этим собственным стыдом.

И единственный способ разорвать этот порочный круг – увидеть этот стыд и страх в себе. И не пустить его дальше по кругу.

Пусть она смеет. Смеет одеваться, как ей нравится. Кормить на публике. Требовать. Уставать. Иметь свой голос. Не справляться.

Может быть, тогда ей, смеющей, не нужно будет говорить ребенку: «Как тебе не стыдно?» Ей самой не будет стыдно – ни за него, ни перед ним, ни перед собой, чтобы стыдить его.

«Стыдно вести себя, как ребенок!»

Как спокойно и бесстыдно маленькие дети смеют быть детьми: подбежать с распростертыми ручками и вцепиться, спрятать голову в большом и сильном, когда плохо, закричать от страха, расплакаться от обиды, ждать и рассчитывать на помощь, играть в «понарошку».

Они как будто не сомневаются в своем праве на заботу и любовь.

«Мам, отнеси это в мою комнату», – выдает мне в руки Данилыч банку с коллекцией крышек. Он не мучим сомнением «а не стыдно ли мне просить?».

«Мам, я хочу пить»; «Мам, я устала»; «Мам, я объелась»; «Мам, мне не нравится торт»; «Мам, у меня болят ноги ходить» – летят в меня градом репортажи с места событий.

И мой внутренний, застыженный в детстве ребенок, выросший каким-то образом в маму, хочет прокричать что-то из серии: «Ну попей, я-то тут при чем!»; «А вот не надо было столько есть, я говорила»; «Ну не ешь, кто заставляет»; «Ну и что ныть, домой-то все равно надо дойти».

Мне стыдно и за детскость детей. Суровый невидимый голос причитает: смотри, мамаша, у тебя растет слабак и нытик. Вдруг он таким и останется – слабым, зависимым, наивным, играющим, рассчитывающим на любовь и заботу, просящим, верящим.

Стыд просачивается через поколения, и вот уже мне хочется кнутом стыда вытравить ребенка из ребенка, чтобы он повзрослел.

Дети в нас – это наша витальность, смелость, воля к жизни, любопытство, игра, увлеченность, стремление к знаниям.

Дети в нас – это способность любить, мечтать, доверять, фантазировать, просить о помощи.