По возвращении я составила доклад, где указывалось, что самой рискованной группой среди устремившихся через границу беженцев были мальчики школьного возраста, брошенные своими старшими братьями на советские танки с голыми руками. Если не взять их немедленно в руки, писала я, то они непременно превратятся в бандитов. Первая школа для этих ребят была организована в нашей деревне в Йоганнисберге, более 30 других появилось в Западной Германии впоследствии. Учителей нетрудно было найти в лагерях для беженцев. Директором у нас был очаровательный полковник из Будапештской военной академии: я специально настояла на том, чтобы преподавание велось как на немецком, так и на венгерском языках. Такой порядок вызвал недовольство, поскольку мальчишкам приходилось подчиняться строгой дисциплине дольше, чем они рассчитывали; однако, повзрослев, они были мне за это благодарны, ибо в тот момент, когда рухнул железный занавес, эти люди не оказались чужими для свой страны.
Когда в роковой день, 23 октября 1956 года, в Будапеште вспыхнуло студенческое восстание, венгерская тайная коммунистическая полиция, ненавистная народу AVO, стреляла в студентов с крыш домов. Советские танкисты, посланные на подавление беспорядков, стихийно повернули свои орудия против снайперов из AVO. Эти танки были тотчас же отозваны, однако сам этот факт явился знаменательным симптомом раскола внутри коммунистического блока.
Наша поездка в Россию в 1963 году на международный конгресс вновь подтвердила, что в самом сердце коминтерновского монолита существуют особые миры. В качестве почётных гостей Москвы нас пригласили на первомайский военный парад на Красной площади. Кремлёвский холм был окружён сплошной стеной из военной техники и вооруженных до зубов солдат из частей КГБ – мрачных, с каменными лицами, тщательно следивших за каждым нашим шагом. В ста метрах от них, слишком далеко от кагэбистов, чтобы можно было переругиваться с ними, располагался ещё один кордон, через который нам нужно было пройти, – солдаты регулярной армии. Дружелюбные ребята в фуражках набекрень, весело между собой шутившие, бегло просмотрели наши документы, однако по всему было видно, что и они находятся под неусыпным надзором людей в синей форме.
Нам отвели место рядом со знаменитой трибуной над Мавзолеем Ленина; на ней, словно набитые соломой чучела, виднелись фигуры Хрущёва, Фиделя Кастро и компании. В воздухе не было самолётов, и это меня удивило, но вскоре мне рассказали, что недавно по вине младшего сына Сталина, генерала ВВС и известного пьяницы, над самым Кремлём произошла авария. А потому – больше никаких самолётов! Впрочем, данное обстоятельство могло объясняться недавним появлением самолётов дальнего действия, способных обеспечить бегство предполагаемого убийцы после покушения: к гибели на манер камикадзе русские не слишком склонны. В самом деле, подобная идея – смести этих кукол с вершины Мавзолея – могла показаться весьма соблазнительной!
Когда мы прибыли из Москвы в Ленинград, конфиденциальные беседы и намеки подтвердили наше первое впечатление о том, что, несмотря на железную руку советского правительства, в стране царит недовольство, а главное – о неотвратимом экономическом банкротстве коммунистической системы, которое стало совершенно очевидным в момент её краха в Восточной Европе в 1989 году.
Последующие путешествия по всей России в составе французских и английских делегаций вместе с крупными писателями помогли мне в работе над книгой «Семена надежды» и над историей развития страны, отразившейся в судьбе «некоронованной династии» Строгановых, которые завоевали в XVI веке Сибирь и, таким образом, на счастье или на горе, возвели Великое княжество Московское в ранг мировой державы.
Мы купили домик в Санкт-Антоне в Австрии, чтобы проводить там короткие зимние отпуска: нужно было укрепить лёгкие Павла после болезни, едва не стоившей ему жизни во время страшного отступления из России. Работа на важных постах в автомобильном мире заставила его, к моему удивлению и радости, отказаться от личного участия в автогонках. Вместо этого он увлёкся парусным спортом, и мы провели немало чудесных недель, путешествуя вокруг Балеарских островов на нашей маленькой яхте. Когда мы заходили в какую-нибудь небольшую гавань, наш матрос готовил восхитительные блюда, а я могла читать и заниматься живописью. Это были чудесные передышки в нашей в остальном чрезвычайно деятельной и напряжённой жизни, проходившей обычно между Испанией, где жили родные Павла, и Италией или Францией, где жила моя семья, а главное – Мисси и её дети, между совещаниями и конгрессами Павла и, наконец, Йоганнисбергом, который стал пунктом сбора наших друзей, а со временем и местом проведения музыкального фестиваля Рейнгау.