Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Когда я встретила его вскоре после этого на дипломатическом обеде, он рассказал мне, что пакет зернового кофе, который он положил в сумку электрика, позволил ему получить эту полезную информацию. Кофе имел тогда ценность золота. Даже небольшими дозами он творил чудеса. Кофе представлял собой средство обмена, наркотик и вообще помогал поднять дух.

К моему непосредственному шефу Мёльхаузену я испытывала отвращение с первого дня. У него была восточная внешность: кожа оливково-зелёного цвета, яйцеобразное лицо, на которое спадали чёрные, уже с проседью, пучки волос; в уклончивом взгляде его влажных глаз было что-то крысиное. При ходьбе он ступал плоскостопно, не сгибая колен.

Наша вынужденная совместная работа, обусловленная обстоятельствами, оказалась не слишком удачной, но мои надёжные знания языков были, очевидно, необходимы, чтобы обеспечить его собственное место. Время от времени он совершенно неожиданно уезжал за границу, чаще всего во Францию. Когда он возвращался и привозил чемоданы, наполненные контрабандными товарами, то закрывался в своей комнате и, судя по шуму, доносившемуся из неё, занимался там своей добычей.

Так как дом, где размещалось бюро, был раньше частным особняком, в нём была и ванная комната, находившаяся рядом, и часто можно было слышать, как он плескался в ещё пригодной для пользования ванне. Уголь и отопление предоставлялись за счёт государства и были поэтому в неограниченном количестве.

Но даже эти омовения, казалось, не могли улучшить его склизкую внешность. Вероятно, он чувствовал мое отвращение: «Заметно, что вы недостаточно интересуетесь своей работой. Вы живёте здесь, как птичка в золотой клетке». – «Может быть, это и клетка, но ни в коем случае не золотая», – ответила я.

5

Мама стояла на перроне вокзала, окутанная клубами пара, махая нам уже издалека зонтом и палкой, связанными вместе, которые она держала в руке, окружённая вещами, которые холмиком громоздились вокруг неё. Георгий пошёл искать носильщика, тележку или и то и другое.

Где бы ни находились мама, даже после многодневной, изматывающей поездки на твёрдых сиденьях, она сразу же создавала вокруг себя настроение довольства и доверия. Рядом с ней ты чувствовал себя защищённым, более того – увлекаемым ввысь. Она занимала окружающих до изнеможения, но никогда не наводила скуку и не лишала бодрости.

Когда наше маленькое шествие прокладывало себе путь сквозь толпы народа в направлении стоянки такси, даже мрачный вокзал, казалось, засветился. Мы были рады оказаться опять все вместе, хотя и причина этой встречи была грустная. У нас было много чего рассказать друг другу и собрать воедино все разрозненные впечатления и переживания последнего времени.

Когда советская удавка затянулась вокруг Литвы, папа решил отправить сначала маму и Георгия. Если бы обстановка обострилась, ему было бы легче действовать одному. Эта вторая эмиграция не произвела на мама никакого впечатления – рок, который повторяется, действует ошеломляюще лишь в первый раз.

Собравшись за столом в большой старомодной кухне нашей квартиры у единственного высокого затемнённого окна, мы окунулись в оживлённую беседу.

Несмотря на напряжённость дружественных отношений с Советской Россией, мама всё ещё верила в «антикоммунизм» Гитлера и считала наци партией правых. Мы пытались объяснить ей, как похожи были оба режима, так как оба они основывали свои догмы на низменнейших инстинктах человека, приукрашивая их звучными лозунгами. Мы рассказали ей о гибельных слухах в Берлине, о которых в другом месте никто ничего не слышал, и о том, как надо быть осторожным в разговорах, прежде чем начнёшь говорить, так как гестапо усердно училось у своего подобия – ГПУ.

Один свидетель рассказал нам как раз, что Сталин, в то время как Риббентроп подписывал договор с Советской Россией, попросил немецкого фотографа жестами, чтобы тот сделал общую фотографию обоих представителей каждой из двух тайных полиций. А затем он с коварной улыбкой наблюдал за исполнением своей просьбы.

После недавно перенесённого тифа Георгий стремительно вырос и похудел. Наших продовольственных карточек было недостаточно, чтобы утолить голод бурно растущего юноши, который за один раз проглатывал невероятное количество еды.

Несмотря на это, нам было грустно, что вскоре они с мама должны будут уехать, на этот раз в Италию; по пути они собирались навестить Ольгу в Силезии. Кто мог предположить, сколько продлится разлука на этот раз?

Хотя мы были семьёй неутомимых письмописателей, тем не менее даже подробные письма не могли заменить живой беседы. В письмах мы пользовались намеками и довольно прозрачными обозначениями, наивными, конечно. Так, например, «дядя Джо», «Герман», «тетя Марта» означали соответственно Сталина, Гитлера, Муссолини, а информацию о событиях мы переводили в описания погоды, например: «Мы опасаемся, что Вам надо подготовиться к наступающему холоду» (в мае!).