Лишь много позже я поняла, почему Адам так серьёзно воспринял мои легкомысленные слова. Он тогда как раз проверял свои мысли, следует ли посвящать Хефтена[6]
ещё глубже в свои намерения. Чисто случайно мои слова оказались близки к истине.К счастью, нам удалось наконец освободить Мисси от её пустого занятия. Она стала работать у Тротта, и их сотрудничество вскоре перешло в прочную дружбу. Через открытую дверь слышен был его небрежно-ленивый, смешливый голос, который, диктуя, дружески предупреждал: «после… „aus“, „bei“, „mit“, „nach“, „seit“, „von“, „zu“ в немецком употребляется дательный падеж!».
Много позже между Троттом и Ранцау вдруг неожиданно возникла холодность. Их больше не видели вместе. Мы пытались нащупать причину: «Вы так долго были друзьями – с университетских лет. Ничто не может разрушить такую дружбу!» – «Даже старые друзья могут иметь совершенно разные мнения по какому-нибудь важному вопросу», – возражал Тротт сухо и немного печально.
Позднее мы узнали, что группа заговорщиков пришла тогда к выводу, что Гитлер должен быть уничтожен. Ранцау не хотел в этом участвовать. Хотя он ненавидел Гитлера, его отталкивала мысль об участии в убийстве.
После своей женитьбы на Луизетте Квадт Ранцау был переведен в Румынию и, таким образом, находился далеко от Германии, когда было совершено неудавшееся покушение. Он был взят в плен советскими войсками и умер от голода в одной из тюрем ГПУ.
6
«Жёлтое дело» – под таким кодовым названием проходил поход во Францию. Поход прошёл по плану, как блестяще исполненный немецкой армией военный манёвр и несчастным образом подтвердил все притязания Гитлера. Он продолжался семь коротких недель, с 10 мая по 22 июня 1940 года. Что же осталось от линии Мажино, от славной французской армии, которую мы так часто видели в их лазурно-голубых мундирах на парадах в Сен-Жермен-ан-Ле?
Наша лояльность была чисто личной, но Франция являлась для нас действительно второй родиной, и поэтому несчастье, случившееся со страной, навело на нас глубокую печаль. Единственной утешительной мыслью могло быть то, что «молниеносный поход» стоил меньших жертв с обеих сторон.
Несколько лет до этого мы проводили лето на юге Франции недалеко от реки По. Мама пускалась тогда в длинные политические споры с нашим приветливым и словоохотливым доктором, который часто заканчивал разговор тоскливым вздохом: «Маленькая война поставила бы всё на свои места».
Оба его сына, наши друзья, пали в этой самой «маленькой войне», которая со стороны казалась прошедшей столь бескровно.
Испанский двоюродный брат моего мужа рассказал нам позднее, что он был послан тогда на испано-французскую границу, чтобы встретить немцев, и что генерал Франко намеревался задержать их настойчивые переговоры.
Этот испанец спросил немецкого офицера-танкиста: «Как вы решали задачу с заправкой горючим?» – «Это вообще было нетрудно. Мы заправлялись на всех обычных заправочных станциях и покупали еду в магазинах по пути следования. Всё напоминало скорее увеселительную прогулку».
Испанские пилоты утверждали позднее, что они с помощью поплавков легко могли бы установить свою границу от Биаррица до Ируна: розовые поплавки на немецкой стороне, оливково-коричневые – на их.
Для менее совестливых нацистских бонз стало хорошим тоном ездить за покупками в Париж. В обмен оккупированной стране оказывались сомнительные милости в виде продовольственных карточек и военных капелл на каждой деревенской площади. Распределение продуктов по карточкам во всех занятых странах было строже, чем в Германии, до тех пор пока это положение после войны круто не изменилось.
Один австрийский друг с безошибочным чутьем на людей решил, что нам надо познакомиться с Бисмарками. Однажды в воскресенье он, Мисси и я сели в поезд на Потсдам, чтобы пообедать у них.
Будучи главой правительства Потсдама, граф Готфрид фон Бисмарк вступил уже в ранние тридцатые годы в национал-социалистическую партию Германии и стал офицером высшего ранга. В то время он думал, что как Бисмарк, воспитанный и подготовленный для службы в государственном аппарате, он с помощью единомышленников сможет взять партию под контроль и побудить Гитлера устранить из своего окружения радикальные элементы.
Чтобы узаконить своё «движение», Гитлер заявлял, что он продолжает традиции Фридриха Великого и рейхсканцлера Бисмарка. Вероятно, он, скорее всего, намеревался взять для своих целей в качестве примера их агрессивные намерения. Однако основные правила их политики, которым они, будучи опытными государственными людьми, следовали (как, например, предостережение железного канцлера о том, что Германия никогда не должна воевать на двух фронтах), Гитлер пустил на ветер.