Женщина с ребенком

– А ты не убеждай себя, что это все трудно и невозможно. Ты попробуй! Сама попробуй! Именно сама! Я ведь со своими благими желаниями тебе внутрь не залезу, не уберу оттуда твой страх и стыд! Только ты сама можешь…

– А ты, мам? Ты именно так живешь, да? Ничего плохого про себя в мир не транслируешь?

– Ну… Стараюсь, по крайней мере. Я ведь тоже много этого добра в себя хлебнула, знаешь… То есть этого страха – что люди обо мне подумают… Мама нас так воспитывала… Но в тебе-то откуда это, Лёль?

– Не знаю. Наверное, с генами передалось. Но я тебя услышала, мам… Я и впрямь попробую так, как ты говоришь…

– Ну, вот и отлично! Давай, приводи себя в порядок и приходи на кухню завтракать! Я твои любимые блинчики с творогом испекла!

– А папа уже ушел?

– Да ушел, ушел… И хватит уже от него шарахаться, Лёль!

– Мне кажется, это он от меня шарахается, мам…

– Ну вот, опять! А ну-ка, выведи формулу, как надо с этим страхом бороться! Как я тебя только что научила!

– Кто боится, что от него шарахаются, от того и в самом деле станут шарахаться… Поэтому я не боюсь, не боюсь…

– Вот и молодец! Умница! И продолжай в том же духе, поняла? Ну все, давай, собирайся, а то и впрямь на первую лекцию опоздаешь! Только не утягивай себя, не надо, это ребеночку вредно. Свободный свитер надень…

– Ладно. Какая ты у меня умная, мам… Какая хорошая… Ты самая лучшая мать на свете, вот что я тебе скажу!

– Ну уж… Никакая я не умная, просто я тебя очень люблю, доченька. Весь материнский ум из любви получается… Но все равно мне ужасно приятно…

Лёлька родила аккурат после зимней сессии, которую сдала довольно успешно. И в студенческой жизни тоже успешно адаптировалась, появилось у нее много друзей-однокурсников. Ходила в институт с удовольствием, вошла во вкус…

В конце января они с Митей встречали ее из роддома. Лёлька вышла к ним довольная, улыбчивая, враз повзрослевшая будто… И тут же протянула ребенка родителям – забирайте, мол! Кате показалось, что она даже вздохнула с облегчением, будто от тяжкой ноши освободилась. Но тут же эта неприятная мыслишка улетучилась – да мало ли что показалось! Вот он, внук, здоровый и крепенький, чего еще надо?

Катя осторожно взяла голубой сверток в руки, откинула кружевной уголок, жадно взглянула на маленькое личико внука. И выдохнула с волнением – чудо какое… И Митя тоже хмыкнул счастливо, проговорил тихо:

– Сразу видно – наша порода… Богатырь…

А Лёлька уже торопилась вперед, к выходу. Там ее ждали друзья-однокурсники, окружили толпой, устроили настоящее веселье с молодым визгом, со смехом, с громким звуком лопающихся воздушных шариков. Они с Митей стояли на крыльце, смотрели на это молодое веселье. Улыбались. Но прежняя неуютная мыслишка все же пошевеливалась у Кати в голове – надо же, мол, и не обернется Лёлька даже… Будто и впрямь сбросила ношу с рук. Я родила – и хватит с меня. Как говорится, сдал – принял, и распишитесь.

А с другой стороны – разве не так они сразу договаривались? Чтобы сдал – принял и распишитесь? Или на что-то надеялись? Что необъятные материнские чувства в Лёльке проснутся?

Нет, не проснулись. Вон, даже в машину сразу уселась на переднее сиденье, рядом с отцом. А на заднее сиденье Катя с малышом села – одна… Всю дорогу слушала, как Лёлька трещит весело:

– Нет, как я ловко умудрилась родить – прямо в каникулы! И сессию успела сдать… И даже занятия пропускать не пришлось, правда, пап?

– Правда, Лёлька, правда… – весело поддержал ее Митя, останавливаясь на светофоре. – И мама уже с работы уволилась, так что все путем…

Но это оптимистическое «все путем» Катю не очень устроило, и она произнесла робко в Лёлин затылок:

– А как же мы с кормлением устроимся, Лёль? Может, побудешь дома какое-то время, не сразу в институт пойдешь? Можно ведь договориться в деканате, будешь дома заниматься… Ребята тебе будут лекции приносить…

– Мам, ну что ты говоришь, какое там в деканате договориться! Сейчас ведь все дети искусственники, так что ничего страшного, мам!

– Ну что ты, Лёль… Обязательно нужно грудью ребенка кормить, хотя бы в первые месяцы!

– Ой, мам… Ну как ты это себе представляешь вообще? Будешь мне его на кормежку в институт между лекциями приносить, что ли?

– Ну хотя бы первые две месяца, Лёль… Будешь сцеживать молоко по утрам и оставлять мне…

– Ну, если так, то ладно… Но только два месяца, не больше!

На том и сторговались. А что было делать? Сами ведь обещали, что все на себя возьмут, никто за язык не тянул… А обещания исполнять надо. Может, это все и неправильно, и за ошибку родительскую надо признать, но не кому-то же чужому эти обещания были даны, а доченьке родной и любимой…

* * *

Сколько уж времени с того самого дня прошло, как забрали Темочку из роддома! Полтора почти года! А кажется, будто вчера было… И сколько событий всяких за это время произошло…

Той зимой, когда родился Темочка, умерла мама. Они долго скрывали от нее Лёлькино положение, пока скрывать уже невозможно стало. Просто однажды осенью мама пришла в гости, сама все увидела. И в ужас пришла. Села на кухне, ухватившись за грудь, проговорила осипшим голосом: