Женщина с ребенком

– Катя, что это, что это? Я одна это вижу, или…

– Да, мама. Лёлька беременна. Ты все верно подметила, мам. Ей скоро рожать. Я думаю, сразу после Нового года…

– И ты так спокойно говоришь об этом, Екатерина? Ты что, совсем с ума сошла?

– Мам… Успокойся, пожалуйста, не надо так волноваться. Тебе ж нельзя, у тебя гипертония и сердце слабое!

– Да какая там гипертония, господи… Лучше уж пусть гипертония, чем… Да что это такое, Екатерина, а? Как же вы с Митей дочь-то не уберегли? Господи боже мой, что теперь будет…

– Да ничего не будет, мам. Зимой у тебя правнук родится, вот и все, что будет. Давай лучше вместе радоваться, мам…

– Радоваться? Чему тут радоваться? Внучкиному позору? Да еще из института выгонят, наверное!

– Нет, мам, за это не выгоняют.

– А в наше время бы выгнали обязательно! Как это так – молодая совсем девчонка, только-только школу закончила, и уже беременная! И никакого мужа в помине нет!

– Но сейчас другие времена, мам…

– Вот и плохо, что другие! Бессовестные настали времена, вот что я скажу! И кто бы мог подумать, что моя внучка родная, моя Лёлечка… Да как же ей не стыдно людям в глаза глядеть, а?

– Не стыдно, мам. Ей все равно, что скажут люди. Я сама ее этому научила, и она меня услышала, слава богу.

– Ей, может, и все равно, не знаю! Если ты ее так воспитала, что ж! А мне вот не все равно! Я всегда была честным человеком, уважаемым… А теперь, на старости лет, на меня будут пальцем показывать, в лицо мне смеяться!

– Да кто, мам? Кто будет тебе в лицо смеяться, скажи?

– Как это – кто? Да все мои знакомые… Все соседи, когда узнают… Мне что теперь, и на улицу нельзя будет выйти, в своем дворе на скамеечке посидеть? И за что мне такой позор на старости лет, скажи?

– Ну все, мам, хватит! – уже довольно сердито произнесла Катя, не выдерживая этого бесконечного диалога. – Мы с Митей сами так решили, понимаешь? Решили, что Лёля будет рожать!

– А в подоле приносить в таком возрасте вы тоже ей разрешили? Да что же это такое, а? От кого я это все слышу, неужели от моей родной дочери? Разве так я тебя воспитывала, Екатерина? Я ночей не спала, вас растила, работала… Всю жизнь честно людям в глаза смотрела… А теперь что? Такой позор обрела на старую голову? Как мне все это пережить, как? Или ты угробить меня захотела? Зажилась мать на этом свете, да?

Мама всхлипнула, содрогнулась всем грузным телом, закрыла лицо ладонями, замолчала. Долго молчала, тяжело. Потом отняла руки от лица, произнесла довольно жестко:

– Ноги моей больше в твоем доме не будет, Екатерина. Вот уж не думала не гадала, не ожидала от тебя… Обидела ты меня, сердце изнутри вынула да растоптала.

– Мам, ну не надо так, что ты… – жалобно попросила Катя, оглаживая ее по плечу. – Ну прости нас, мам…

Но мама ее ладонь с плеча скинула. Сидела, поджав губы и горестно глядя перед собой. Кате даже показалось, что она постарела вмиг… И поняла, что ее ничем уже не проймешь, никакими просьбами о прощении. Видимо, к солидному возрасту все представления о правильной жизни становятся для любого человека незыблемыми, их уже поздно менять. И ничего с этим не сделаешь. А жаль.

– Ладно… Живите, как хотите. Только меня не трогайте – знать вас не хочу больше… – тихо сказала мама, тяжело поднимаясь со стула. – Пойду я домой к себе… Надеюсь, не упаду по дороге, давление-то наверняка подскочило…

– Я провожу, мам! – сунулась было пойти за ней Катя, но мама так на нее взглянула, словно ножом пространство между ними разрезала.

Повернулась, ушла молча. Потом Наташа рассказывала, что мама, придя домой, легла на кровать лицом к стене и пролежала так двое суток почти. Не пила, не ела, не разговаривала. Только к врачу поднялась, которого Наташа вызвала из поликлиники.

А врач только вздохнула, глядя на показатели старенького тонометра. И глянула на Наташу с укором – почему, мол, старого человека до такого состояния довели?

В конце зимы мама умерла – сердце ночью остановилось. Наташа и не поняла ничего, начала утром ее будить, а она не встает… Говорят, что легкая смерть, как подарок, только праведникам дается. Что ж, путь так и будет, никто ведь и не станет и сомневаться в маминой праведности. И рассуждать тоже никто не будет, что лучше – умереть в этой праведности или все же простить…

Но как получилось, так получилось, ничего не попишешь. Осталась-таки Лёлька без бабушкиного прощения. И Тема тоже остался, хотя он-то уж точно ни в чем виноват не был!

Впрочем, Лёлька об этом и не задумывалась, жила своей студенческой жизнью на всю катушку. С удовольствием ходила на лекции, ни одной вечеринки не пропускала, по воскресеньям на дачу к новой подруге любила ездить… И выглядела так, как раньше, – тонко и звонко. Если чужим глазом глянуть, и не подумаешь, что у этой девочки-тростиночки ребеночек уже есть.

Хотя – есть ли? Она ж ему вроде как и не мать… Конечно, возится иногда с ним, играет, сюсюкает. Но слишком уж отстраненно у нее это получается. Так возятся с младшими братишками – себе в удовольствие. А потом передадут братишек матери – и все, убегают по своим делам!