Женщина с той стороны

Я иду к себе, пью снотворное и засыпаю. В таком темпе я живу ещё несколько отмерянных Ханной для зачатия дней. Пью отвар и сплю днём, на закате встаю и иду к императору, где пью вино, стараясь заглушить в себе возбуждение, влечение к нему и закрываю глаза. Закрыв глаза и хорошо выпив, можно было представить, что я вовсе не во дворце, а далеко в горной хижине, в объятиях любимого.

Когда необходимость ходить к императору в этом месяце отпала, я начала сокращать дозу снотворного. Не хватало ещё стать наркоманкой. Почти перестроилась в нормальный режим, я не знаю, как император может всю ночь играть в шахматы, а потом весь день, как ни в чем не бывало исполнять свои обязанности. Когда он спит? Я так не могу.

— Здравствуй девочка, — проскрипела Ханна, входя в мою комнату. Я лежала в постели и безуспешно боролась с наплывающим сном.

— Ханна посмотрит тебя и скажет, в какие дни тебе ходить к императору в следующем месяце, — пояснила Анна.

Мне, в общем, было уже все равно. Я послушно подняла платье, ожидая осмотра. Теперь, когда я стала любовницей императора, даже пальцы Ханны изменили своё отношение ко мне. Ранее они были беспощадны, вызывая боль и заставляя лить слёзы. Теперь они касались едва-едва, я почти их не чувствовала.

— А тебе и не надо к императору идти, — сказала Ханна, цокнув языком.

— Почему? — почувствовала я проблеск интереса.

— Да одна может быть причина в таком то деле. Понесла ты, милочка, — она легонько похлопала меня по ляжке и накрыла одеялом. — Поздравляю.

Девятая глава

Поначалу ребенок, растущий в моей утробе, не доставлял мне никаких хлопот. Единственным ощутимым неудобством был отказ от старухиного зелья. Боюсь, я уже сильно к нему привыкла и не могла спать целую неделю, лишь вырубаясь в самые неподходящий моменты и на непродолжительный срок. Порой я забывала о том, что беременна. Сон — это единственное, что занимало мои мысли. Он был недостижим. Даже о Назаре я думать не могла, пребывая в постоянно подвешенном состоянии. Голова кружилась, а короткие минуты, что я забывалась сном, были больше похожи на обморок.

— Да сколь же можно себя мучить! — всплескивала руками Анна. — Дай только знак, я тут же побегу на рынок, а если Ханны там нет, так из-под земли достану.

— Ты не понимаешь, — отвечала я. Собственный шёпот отдавался набатом в голове. — Это очень сильный отвар. Возможно даже наркотик, а я, как бы не ненавидела ситуацию, в которую попала, вреда ребёнку не желаю. Он же не виноват.

— О боги, да какой же вред с травок? То ж не травить плод, не с крыши прыгать, не в кипятке сидеть.

Я отмахивалась, она все равно меня не понимала. Эту неделю я провела в полной изоляции, император, насторожившись, даже присылал Карагача и личных лекарей. Они в отличие от Ханны лезть под юбку не стали, но тоже оставили кучу склянок. Анна готовилась подлить это в мою пищу, я не знала, что делать с её упорством.

— Анна, — наконец сказала я. — Мы, женщины с другой стороны, немного другие, чем вы. Раньше я без страха пила ваши травы, потому что не берегла свою жизнь. Но если я начну пить их сейчас, то могу скинуть ребёнка. Ты этого хочешь?

Анна испуганно затрясла головой, а все склянки и банки выбросила лично. Для неё возможность причинить вред ребёнку внутриутробно ограничивалась лишь несколькими факторами. Недоедание, физические нагрузки и умышленный вред. Все уродства или болезни, с которыми могли рождаться дети, объяснялись судьбой, либо карой за проступки.

Через неделю я упала в постель и проспала почти сутки. Проснулась посреди ночи, ощутив адский голод. Такой, что не было сил терпеть. Анна, утомившаяся моей бессонницей, тоже уснула, в комнатах никакой еды не было, лишь разведённое водой вино в графине, заткнутом деревянной пробкой. Я поддела шаровары под платье, накинула тёплый халат и взяла подсвечник с зажжённой свечой. Отперла засов и вышла в коридор. Охранник у моих дверей вскинулся, бдит. Вытянулся в струнку.

— Госпожа? — голос звучал удивлённо. Ещё бы, из комнаты я выбиралась редко и под конвоем. — Что-то случилось? Кликнуть стражу, звать лекарей, будить императора?

— Притормози, не надо никого будить.

— А что же тогда?

— Где кухня, знаешь? — доверительным шепотом спросила я.

Дворец спал. Ошарашенный охранник не стал со мной спорить, видимо, побоялся и повёл темными коридорами на кухню. Мы спустились на первый этаж, прошли лабиринтом пустых комнат. Кухню я издали учуяла по запаху, желудок сжался. Я не помнила, когда ела последний раз. В большой тёмной комнате было тепло. Огонь тлел в двух больших очагах, в каждом из них стояло по несколько горшков, дарила тепло раскаленная печь для выпечки. Несмотря на столь поздний час, у стола стояло две девушки. Они месили тесто, руки их были по локти в муке и работали споро, сноровисто. Увидев меня, они остановились.

— Нет-нет, не обращайте внимания, работайте, — махнула рукой я, но они продолжили изображать изваяния.

Из кладовой выпорхнула толстая баба и тоже замерла.

— Госпожа? — удивлённо спросила она.

— Кушать хочется очень, — пожаловалась я.