Женщина со шрамом

Ответа не последовало, но, когда им открыли ворота и они подъехали к главному входу, Уэстхолл позволил Бентону проводить себя в дом и передать в руки поджидавшей его Летти Френшам. Он пошел за ней, как послушный ребенок. Она отвела его в библиотеку, где у пылающего камина уже согревалась куча одеял и коврик, сбоку от камина стояло глубокое кресло, а на столике рядом с ним – виски и бренди. Летти сказала:

– Я думаю, вам станет лучше, если выпьете немного приготовленного Дином бульона. Он уже готов. А теперь снимайте-ка пиджак и брюки и завернитесь в одеяла. Сейчас я принесу ваши тапочки и халат.

Он тупо ответил:

– Они где-то там, в спальне.

– Я их найду.

Безропотно, как ребенок, он сделал все, как ему было сказано. Брюки, словно куча тряпок, испускали пар, валяясь перед камином, в котором плясали языки пламени. Маркус откинулся в кресле, чувствуя себя как человек, очнувшийся от наркоза и, к своему удивлению, обнаруживший, что способен двигаться, пытающийся примириться с тем, что он жив, однако стремящийся снова погрузиться в бессознательность, потому что тогда станет неощутима боль. Но он, по-видимому, заснул в кресле на несколько минут. Открыв глаза, он увидел рядом Летти. Она помогла ему влезть в халат и надеть тапочки. Перед ним возникла кружка с бульоном, горячим и очень крепким. Маркус обнаружил, что способен его выпить, но единственное, что он ощутил, был вкус хереса.

Через некоторое время – она все сидела с ним рядом в полном молчании – он сказал:

– Мне нужно вам что-то рассказать. Мне придется рассказать это Дэлглишу, но мне нужно высказать это сейчас. Необходимо сказать вам.

Маркус посмотрел ей в глаза и увидел в них настороженность, зарождающееся беспокойство по поводу того, что она может сейчас услышать. Он сказал:

– Я ничего не знаю об убийстве Роды Грэдвин, ничего – об убийстве Робина Бойтона. Дело не в этом. Но я солгал полицейским. Я не задержался тогда у Гринфилдов – я уехал к другу, к Эрику. У него квартира рядом с больницей Святой Анджелы, где он работает. Мне хотелось сообщить ему новость, что я еду работать в Африку. Я знал – это его расстроит, но должен был постараться сделать все, чтобы он меня понял.

– И он понял? – тихо спросила Летти.

– Нет, по-настоящему – не понял. Я все сам испортил, как это всегда со мной бывает.

Летти коснулась его руки:

– Я бы на вашем месте не стала тревожить полицейских этим сообщением, если только вы не чувствуете, что вам это необходимо или если вас не спросят. Сейчас это им уже не важно.

– Это важно мне.

Оба молчали. Потом Маркус сказал:

– А сейчас, пожалуйста, оставьте меня. Со мной уже все в порядке. Честное слово, в порядке. Мне надо побыть одному. Только дайте мне знать, когда ее найдут.

Он мог быть вполне уверен, что именно Летти способна понять, как ему необходимо, чтобы его оставили в покое, знал, что она не станет спорить. Она сказала только:

– Я приверну лампы. – Потом положила подушку на табуретку. – Откиньтесь на спинку кресла и положите ноги на подушку. Я вернусь через час. Постарайтесь поспать. – И она ушла.

Однако у него не было намерения спать. Со сном нужно было бороться. Существует лишь одно место, где ему следует находиться, если он не хочет сойти с ума. Ему надо подумать. Попытаться понять. Принять то, что – как подсказывает ему собственный разум – оказалось правдой. Ему следует быть там, где он может найти более глубокий покой и большую мудрость, чем среди этих мертвых книг и пустоглазых бюстов.

Он тихо вышел из библиотеки, закрыв за собой дверь, прошел через Большой зал, сейчас погруженный в темноту, в дальнюю часть дома, мимо кухни, к боковой двери и вышел в сад. Он не ощущал ни резкого ветра, ни холода. Миновав старые конюшни, он прошел через регулярный сад и подошел к сложенной из камня часовне.

Когда он приблизился к часовне в занимающемся свете зари, он увидел на камнях перед дверью какую-то темную тень. Что-то было там пролито, что-то такое, чего там не должно было быть. Сбитый с толку, он опустился на колени и дрожащими пальцами потрогал это липкое что-то. Тогда он почувствовал запах и, подняв руки, увидел, что они покрыты кровью. Он подполз вперед на коленях и усилием воли заставил себя встать. Ему удалось поднять защелку. Но дверь оказалась заперта изнутри на засов. И тогда он понял. Он бился о дверь, рыдая, выкрикивая ее имя, пока силы его не оставили, и он снова опустился на колени, прижав окровавленные ладони к неподдающейся дубовой двери.

Там, двадцать минут спустя, поисковики и нашли Маркуса, все еще стоящего на коленях в крови его сестры.

6