Женщина справа

– Обычно так говорят, когда не хватает средств оплатить себе достойное вечернее платье.

– В настоящий момент у вас есть работа?

– Мне не на что жаловаться, – произнесла она тихим голосом. – Уже поздно, думаю, мне пора идти.

На лице мужчины появилось тревожное выражение.

– Вы не можете вот так уйти, мы только что встретились!

– И тем не менее.

– А ведь я только что ошибся.

Она подняла брови.

– Ваша игра! Мой окончательный выбор – пункт второй: мне так не хочется заканчивать вечер одному.

Элизабет заговорщицки улыбнулась ему.

– Слишком поздно, у вас уже было две возможности ответить.

– Назовите мне ваше имя.

– Лучше предоставим решать случаю: может быть, мы еще увидимся на каком-нибудь другом вечере…

– Я не верю в случай: в жизни имеют значение лишь желание и воля. А хотя бы имя без фамилии?

Поколебавшись несколько секунд, она в немного комической манере протянула ему руку:

– Элизабет, но обычно меня называют Бетти.

Мужчина обозначил приветственный жест.

– А мое Сэмюэл… Сэмюэл Кроуфорд.

Декабрь 1957 года

Через оконное стекло просочились первые лучи солнца. Маленький будильник на ночном столике у изголовья назойливо повторял свое «тик-так». На полу рядом со смятой подушкой и стопкой книг валялись два стакана, еще наполненные скотчем, – единственное свидетельство вчерашнего вечера.

Полулежа на кровати, опираясь спиной о подушку, Сэмюэл Кроуфорд зажег сигарету. Он натянул на себя простыню, чтобы скрыть дрожь, пробегающую по его ногам.

– Обслуживание номеров! – объявила Элизабет, входя в комнату с подносом в руках.

– С ума сойти! Я даже вспомнить не могу, когда в последний раз женщина приносила мне завтрак в постель.

– Завтрак? Мощное слово для такой мелочи! У тебя же на кухне ничего нет! Я только и смогла найти что кофе и засохшие ломтики сыра.

Кроуфорд погасил сигарету в пепельнице, стоящей у него на животе.

– Я думал, мы могли бы перекусить где-нибудь в городе…

Элизабет поставила поднос на смятые простыни.

– Очень жаль, но у меня нет времени. Мне нужно возвращаться к себе, у меня встреча около полудня.

Подойдя к Кроуфорду, она отобрала у него сигарету.

– Не люблю, когда курят в кровати. Твоя комната будет вонять!

– Строим из себя ворчунью, мисс Бадина?

– На, пей лучше, – сказала она, поднося одну из чашек к его губам.

– Хм, мне никогда не удавалось так хорошо приготовить кофе.

– В этом я и не сомневаюсь. Кофе, которым ты меня угощал, пить было невозможно: можно было подумать, что это просто теплая подкрашенная водичка.

Элизабет обернулась.

– Нет, не шевелись.

– Почему?

– Тебе на лицо падает луч света, это восхитительно. Как жаль, что у меня сейчас нет фотоаппарата под рукой.

– Ты смеешься надо мной!

– Никогда бы не осмелился.

Элизабет взяла его за руку и пальцем погладила его обручальное кольцо.

– Как давно ты женат?

– Бетти, я тебе уже сказал, что не хочу об этом говорить!

– О, не бойся, я не ревнива. Это просто любопытство.

Кроуфорд поднял глаза к потолку.

– Семь лет. Но ты хорошо знаешь, что между нами все кончено.

– Почему же вы тогда остаетесь женатыми?

– Иногда у супружеской пары могут быть сложные обстоятельства…

– Вы хотите сохранить видимость?

– Нет, не это.

– Что же тогда?

– Мы пережили очень тяжелые периоды, но иногда за брак цепляешься непонятно почему. Из страха, что должен будешь принять отказ, которого не предвидел. Мы с Эстеллой заключили нечто вроде перемирия.

– Перемирия? Это предполагает возможность примирения?

– Нет. Это всего лишь означает, что мы не хотим воевать друг с другом. Поговорим о чем-нибудь другом.

– Извини. Мне не следовало докучать тебе этими вопросами.

Кроуфорд отпил еще глоток кофе, чтобы немного помолчать.

– Знаешь, как Джин Тирни[99] стала актрисой?

– Откуда мне знать?

– Однажды она со своей семьей была на экскурсии по студии «Уорнер Бразерс» – ее отец был страховым агентом и знал кое-кого из мира кино. Они находились в кулуарах, когда режиссер Анатоль Литвак увидел ее и сказал: «Вам нужно сниматься в кино, мадмуазель». Ей было всего восемнадцать. Начиная с того дня, несмотря на настороженное отношение отца, она только и мечтала, что о карьере актрисы.

– Почему ты мне все это рассказываешь?

– Потому что представляю себе, что, если бы в твои восемнадцать тебе встретился режиссер, он сказал бы тебе то же самое.

– К несчастью, Санта-Барбара не самое лучшее место для этого!

– Сегодня я поговорю с Уоллесом.

– О чем?

– А ты как думаешь? Я тебе об этом не говорил, но… он не покладая рук трудится над своим будущим фильмом, детективной драмой, в которую очень верит… Я хочу, чтобы он устроил тебе пробы.

Элизабет встала, чтобы поправить свой пеньюар.

– Напоминаю тебе, что у меня уже есть контракт и я не нуждаюсь ни в Уоллесе, ни, впрочем, в тебе, чтобы получать роли третьего плана.

Кроуфорд поставил пепельницу на столик у изголовья и поправил подушку за спиной.

– Ты не поняла, Бетти: я сейчас говорю о главной роли!

– Но… что ты такое говоришь? Никто меня не знает, Сэмюэл! Моего имени даже никогда не было на афише.