Девы бледнеют, когда их спускают для жертвы священной,
И наудачу суют руку в змеиную пасть.
Жадно хватает змея принесенные яства,
Даже корзины дрожат в нежных девичьих руках.
Если невинны они, обнимают родителей снова,
А земледельцы кричат: «Год урожайный грядет»[89]
.Последняя строка свидетельствует, что народные верования ставили жертву (еду), принесенную девственницей, которая доказала свою невинность, в связь с общим благосостоянием и плодородием земли.
Схожими были отношение к изменнице или подозреваемой в измене и суд над нею у греков. Агамемнон, верховный предводитель греков, мог перед стенами Трои держать при себе рабынь-пленниц, мог принести в жертву собственную дочь Ифигению, а другую дочь предложить Ахиллу в обмен на рабыню, ибо, по словам Гомера, «сладострастие двигало им». Но когда Клитемнестра, его жена, вздумала расплатиться с ним той же монетой, общественное мнение ее осудило и ей пришлось умереть от меча собственного сына, который решил исполнить приговор богов, «ибо так боги решили».
Особенно тяжким с религиозной и моральной точки зрения считался проступок невесты или девственницы; его ничем нельзя было искупить, и карался он наиболее сурово. Афинский оратор Эсхин (390–314 гг. до н. э.) приводит следующее сообщение: «Наши предки были очень строги к не соблювшим девственности. Если кто-то узнавал, что дочь его не сохранила, как то подобает до свадьбы, девственной крови, он приказывал замуровать ее вместе с жеребцом, чтобы она умерла от голода. В народе такие места называют «У жеребца и девушки».
Демосфен, знаменитый оратор, цитирует один афинский закон: «Если женщина уличена в измене, мужу не позволено жить с нею дальше. Если он все же так поступает. он бесчестит себя и лишается всех прав гражданина. Изменнице же (если муж ее простит. —
Демосфен подчеркивает, что мужчине тот же самый закон позволяет изменять сколько угодно, это не мешает ему оставаться в глазах общества порядочным и благочестивым человеком. Плутарх рассказывает, как в Киме одну женщину, заподозренную в измене, хотя собственный муж ее простил, посадили на осла, вывезли на рыночную площадь в назидание другим и, поставив на помост, стали оплевывать.
О весьма своеобразной ордалии рассказывает один остракон (надпись на черепке), найденный в Фаюме и хранящийся сейчас в парижском Лувре. В этой надписи женщина клятвенно заверяет коллегию жрецов, что она не спала ни с кем, кроме своего мужа. Этого письменного заверения в верности болезненно ревнивый супруг потребовал как свидетельства для потустороннего мира. Согласно египетским религиозным представлениям, лишь верная жена может сопровождать своего мужа в иной мир, и названный мужчина торжественно объявляет в записи на черепке, что он верит всему, сказанному женой под присягой, ибо хотел бы и в будущей «вечной» жизни пребывать с ней, несмотря на болезненное недоверие. Он охотно выплачивает крупную сумму, говорится в заключение, 4 таланта и 100 серебряных монет, за то. чтобы коллегия жрецов скрепила клятву его жены и ее можно было предъявить перед судом вечным.
Покинутая, отпущенная или изгнанная?
Поскольку бракосочетание не было правовым актом, то и развод мог осуществляться безо всякого юридического вмешательства; мужчина все решал по своему усмотрению. Ни о каком возмещении речи не шло, на какое-либо содержание женщина претендовать также не могла.
Муж также мог прогнать жену, если она «не слушалась» его. отказывалась выполнять супружеские обязанности или не вызывала у него желания спать с ней, если она была бесплодна, не рожала сына, применяла предохранительные средства, если она вытравила плод и просто если ему больше нравилась другая женщина. У арабов в древности муж мог прогнать жену только из-за того, что в его доме случилось или могло случиться какое-нибудь несчастье, а за всякое несчастье отвечала женщина как хранительница дома.
Брак в древности не был просто сообществом двух любящих людей, поэтому нельзя подходить к нему с современных позиций. Мужчина и женщина вступали в союз лишь ради определенной цели, и, если женщина не выполняла своей главной задачи — обеспечивать потомство. сохранять и приумножать семейное имущество, мужчина был вправе и даже обязан прогнать ее и найти вместо нее другую, отвечающую этой цели.
Какие права на развод были у женщины? Даже если она устанавливала, что мужчина душевно болен, жесток. что оставаться с ним опасно для жизни, она не могла помышлять о разводе.