Женщина в древнем мире

Слабохарактерный герой уже мечтает, как он с помощью Главки станет царем Коринфа. Он охотно соглашается развестись с Медеей, которую давно уже хотел оставить. «Да, да, — думает Медея, получив весть о разводе — брак со мной с самого начала нужен был ему, лишь чтобы достигнуть цели; для него это был лишь кратковременный эпизод. Наши дети участвовали в этой лжи, они были неверной опорой и основой, но только для меня. Для Главки дети будут означать беспокойство, угрозу, они покажутся ей стеной между ее будущим и моим прошлым. Смогут ли они и дальше влачить на себе груз этой лжи? Что будет с ними?»

Дети — это часть ее самой, оторвать их от себя — все равно что отрезать кусок собственной плоти. Обезумев от боли, Медея прижимает детей к себе. При всем своем незаурядном уме в этот миг она теряет способность ясно мыслить, она ослеплена страданием, и действия ее импульсивны. Она убивает обоих сыновей и умерщвляет соперницу.

В греческой мифологии Ясон обрел черты великого героя; он сумел запрячь в плуг изрыгающих пламя быков, посеять зубы дракона и покорить азиатские царства, равно как и царских дочерей. Чужеземная Медея, напротив, обратилась в мрачное ночное страшилище, в демоницу, ведьму, колдунью.

Исследователи мифологии готовы видеть в Медее богиню-мать древнейшего населения азиатской части черноморского побережья. Когда греки, возможно с помощью хитрости или при содействии какой-то местной женщины, покорили эти земли, они «изгнали» богиню-мать, а исторический эпизод стал восприниматься как миф, в котором мужское самосознание берет верх над материнским правом Колхиды.

Судьбу покинутой женщины, которая поневоле становится детоубийцей, по-настоящему глубоко смог почувствовать и описать лишь просвещенный грек, великий драматург Еврипид. Ему удалось создать достоверный, глубоко противоречивый образ Медеи со всеми ее положительными и отрицательными чертами. На материале мифа он создал драму, в которой отразилась духовная и социальная проблематика той сложной эпохи. Еврипидовская интерпретация мифа о Медее при всем ее рационализме и скептицизме звучит актуально и в наши дни. Медея — героиня духа, выступившая против всего отжившего, против традиционных представлений.

Пьющая старуха. Единственное, что осталось изможденной старой женщине при ее бедности и одиночестве — это сосуд с вином, который она прижимает к себе, как ребенка. Кажется, с открытых уст ее вот-вот сорвется пьяное бормотание, обращенное к себе самой (мраморная статуя. 270 г. до н. э., глиптотека. Мюнхен)

Такие фразы в трагедии Еврипида, как: «Мужчина, отнимающий у женщины ее детей, отнимает у нее одновременно жизнь» или: «Варварство со стороны женщины рожать ребенка мужчине, который ее не любит», — это жемчужины мировой литературы, не устаревшие до сих пор. Великий знаток людей предпочитал выводить в своих трагедиях образы протестующих женщин, которые духовно обогнали мужчин и свое время. Одни страдают от невозможности что-либо изменить в своей жизни, другие — от силы собственного темперамента или одержимые демонами эроса. Все они терпят крушение, столкнувшись с законами мужского мира, и вынуждены горько расплачиваться за свои порывы. Эти властные и подвластные, неистовые и рассудительные, любящие и изгнанные, но всегда незаурядные женщины постоянно находятся как бы в состоянии аффекта — из-за психического ли потрясения или эмоциональной предрасположенности. Все женские персонажи у Еврипида вызывающе активны: ни одна не желает мириться с царящей в мире косностью. В уста Медеи, превратившейся в неистовую фурию и детоубийцу. Еврипид влагает такие слова:

Между тех. кто дышит и кто мыслит.

Нас, женщин, нет несчастней. За мужей

Мы платим — и недешево. А купишь.

Так он тебе хозяин, а не раб…

А главное — берешь ведь наобум:

Порочен он иль честен, как узнаешь.

А между тем уйти — тебе ж позор.

И удалить супруга ты не смеешь…[92]

10. СТАРОСТЬ

Вдова, — значит, нищая