Изгнанная жена, девушка, изнасилованная и не вышедшая замуж, невеста, жених которой перед свадьбой умер или исчез, и женщина, у которой умер муж — всех их в древнесемитских языках называли одним собирательным словом «вдова», ибо всех их если они не имели средств к существованию, ждала одна судьба. Десятилетняя девочка могла носить такое же серое, похожее на мешок вдовье одеяние, как и престарелая матрона. У пастушеских народов и у арабов в древности вдова, муж которой погиб во время набега или военного похода, могла быть взята в шатер соплеменника в качестве наложницы или рабыни. Тех, кто не мог работать. изгоняли в пустыню.
Во времена, когда решающую роль у оседлых народов стало играть землевладение, вдову должен был взять в жены деверь, чтобы сохранить семейную и племенную собственность. Религиозные представления не позволяли вдове с детьми вступить в новый брак, но от бездетной вдовы, напротив, требовали, чтобы она вышла за брата своего покойного мужа. Родившийся от такого брака сын считался законным наследником покойного; лишь он, как продолжатель его дела, мог обеспечить умершему дальнейшую потустороннюю жизнь. Если у человека не оставалось наследника мужского пола, который бы мог, как положено, позаботиться об умершем, дух его обречен был носиться, не зная успокоения.
Параграф 193 хеттских законов предписывал: «Если мужчина умрет, его брат должен взять за себя вдову, или один из братьев, или отец покойного».
Обычай левирата (от лат. «levir» — брат мужа, деверь) был распространен у вавилонян, египтян, эламитов, евреев, хурритов, у жителей Нузы, Угарита, Греции. Причина была не столько в религиозно-мистических представлениях, сколько в земных законах о наследстве: они обеспечивали передачу имущества.
Если брат мужа не хотел жениться на невестке, он должен был публично совершить церемонию отказа, которая освобождала его от такой обязанности. При этом вдова снимала с него обувь и ударяла ею деверя по лицу с такими словами: «Вот тебе, ибо ты не захотел восстановить дом брата своего и помочь мне родить ребенка». Все присутствовавшие при этой унизительной сцене восклицали: «Тьфу на него!» Снятие обуви в древности символизировало изъятие и передачу собственности; подобная церемония совершалась при продаже участка и т. п. После акта отказа вдову мог или обязан был взять ближайший родственник.
В Греции против архаического обычая левирата, согласно которому вдова, чтобы сохранить семейное имущество. по своему желанию или против воли должна была передать деверю свое тело и свое имущество, выступил Эсхил.
Если же у бездетной женщины не было ни имущества. ни родительского дома, куда она могла вернуться, ее, как это называлось по-древнеарабски, «изгоняли в пустыню» или, по ассирийскому выражению, «отсылали в пустоту». Платон в своем проекте идеального государства считал необходимым «в достойной форме» оказывать помощь неимущим гражданам.
Оставшиеся без средств могли только просить милостыню. рассчитывая на сострадание отдельных людей. Если вдова была еще молода и хороша собой, дававший милостыню мог кое-что в ответ за нее потребовать. До нас дошли слова предостережения, сказанные еще в XIII в. до н. э. в Угарите: «Одинокая, запри на засов дом свой, вдова, замкни как следует жилище свое, ибо за тобой теперь будут охотиться».
Аристофан так излагает жалобу некоей торговки цветами: «Пока она не овдовела, молодые люди покупали у нее цветы, идя на свидание со своими милыми. А как она овдовела, они норовят купить уже не цветы, а на часок саму продавщицу».
Руфь — собирательница колосьев
Библия, апеллируя к ответственности, чувству социальной справедливости, то и дело призывает помогать вдовам и сиротам, причем не только полноправным гражданам, как считал необходимым и Платон, но и пришельцам. Каждый должен предоставлять им для пользования край поля, виноградника, оливковых рощ и фруктовых садов, а также все, что упало или осталось неубранным. «Когда будут жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай, и виноградника твоего не обирай дочиста, оставь это бедному и пришельцу» (Левит, 19, 9—10).
Библейская повесть «Руфь» не только свидетельствует о тенденции к примирению разных народов, но и реалистически рисует судьбу вдовы, да к тому же чужестранки.
Две вдовы, молодая и старая, пришли на пасху из Моава в Вифлеем, когда здесь в полном разгаре была уборка ячменя. Жнецы работали своими серпами, расторопные женщины вязали и складывали снопы, а за ними шли нищие в лохмотьях и подбирали упавшие или оставленные колосья, как им это дозволялось.