Читаем Женщина в древнем мире полностью

Экклезиаст лирически воспел старение в «Песни о юности и смерти»: «Скоро померкнет все и умолкнет, не слышно станет щебета птиц, затихнут песни дев. и расцветет миндаль белым цветом (в старческих волосах. — Примеч. авт.), и вот-вот оборвется серебряная нить жизни, и угаснет золотой светильник, тогда подумай о том, что надо радоваться жизни, пока можешь»; «Не возбраняй сердцу твоему никакого веселья и наслаждайся всем, что видят твои глаза!»; «Когда тени становятся длиннее, когда близится осень, прими оставшиеся тебе еще годы как подарок судьбы, и прими с благодарностью». Осень тоже может быть прекрасна. И в осенних деревьях есть своя красота.

Писатели древности не без оснований сравнивали жизнь человека с жизнью бабочки-однодневки: продолжительность ее в ту эпоху была очень невелика. За немногими исключениями, простые люди доживали (как свидетельствуют археологи, основываясь на изучении останков) в среднем до двадцати восьми лет. а женщины жили года на два меньше. Лишь впоследствии благодаря улучшению питания продолжительность жизни возросла до тридцати пяти лет.

Те самые «старые» вдовы, о бесправном положении которых не раз упоминали пророки и сам Иисус, были не старше двадцати-тридцати лет. Еще не достигнув климактерического периода, они уже чувствовали себя отжившими свой век матронами. Вспомним, что в середине прошлого века, когда Оноре де Бальзак написал свой роман «Тридцатилетняя женщина», этот возраст считался во Франции порой, когда женщине надо было прощаться с любовью и радостями жизни. Лишь достижения медицины позволили удвоить продолжительность жизни женщины.

11. СМЕРТЬ


Траурные обряды

Женщина умерла ночью во сне, тихо, как гаснет светильник. Смерть проникла через окно и унесла свою жертву. Утром родственники, беспомощные, испуганные, в угнетенном молчании стояли возле ее постели. Чтобы смерть не взяла с собой других жертв, присутствующие начинали молиться — если назвать молитвой архаические заклинания, — а также выполнять все прощальные ритуалы, которые должны были отделить живых от покойной. Они делали себе надрезы на коже, рвали на себе волосы, посыпали песком головы, разрывали свои одежды, бросались на землю и кричали, повторяя имя покойной, словно для того, чтобы пробудить ее или убедиться самим, что она умерла в самом деле. Истинной же целью всего этого было напугать и отогнать душу, которая еще блуждала в доме, в пространстве.

Так и гомеровские герои, «шлемоблещущие», сильные. бесстрашные перед лицом смерти, во весь голос оплакивают своих товарищей, павших под стенами Трои.

Все разнообразные обычаи, связанные со смертью человека, обусловлены были страхом заразиться «бациллой смерти». Даже когда души умерших достигали загробного царства, их тела считались в культовом отношении нечистыми. Кладбища полагалось устраивать вне жилых поселений, могилы ориентировались на восток, в сторону света, где мертвый должен был пробудиться для новой жизни.



В древности человек громко сетовал на удары непостижимой судьбы. Он бил себя по обнаженной груди, распускал волосы и посыпал голову пеплом (египетская роспись, XIV в. до н. э.)


Священник не должен был касаться покойного, посещать дом умершего или вступать на кладбище. Все иудеи из рода священнослужителей, в том числе и Иисус, избегали города Тивериады на Генисаретском озере, поскольку там кладбище находилось в городской черте.

Подготовка к погребению и траурным церемониям возлагалась на группу мужчин. Они осторожно клали покойницу на землю или на солому, ставили возле ее головы светильник, чтобы отгонять духов, натирали или обрызгивали тело маслом — умащивание соответствовало тогда обмыванию — и обертывали его в полотно. Незамужнюю наряжали как невесту. На женщину надевали ее украшения, по крайней мере бусы, а в рот или на лоб клали монету как плату за переправу в загробный мир. Затем мужчины гасили огонь в очаге, который покойница всю жизнь заботливо поддерживала.

Чем более укреплялась со временем вера в загробную жизнь, тем сложнее становились траурные обряды. Беда, если пренебречь хоть малейшим культовым предписанием: это могло иметь губительные последствия для оставшихся в живых. Поэтому позднее все церемонии стали проводить профессиональные погребальные общества или союзы. Это превратило похороны в дорогостоящее мероприятие. Даже зажиточным семьям приходилось всю жизнь откладывать на похороны, неимущие должны были брать взаймы, иначе их закапывали просто как дохлых собак. К началу нашей эры первый взнос погребальному союзу составлял 100 сестерциев, а ежегодный взнос — 50 сестерциев.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное