Экклезиаст лирически воспел старение в «Песни о юности и смерти»: «Скоро померкнет все и умолкнет, не слышно станет щебета птиц, затихнут песни дев. и расцветет миндаль белым цветом (в старческих волосах. —
Писатели древности не без оснований сравнивали жизнь человека с жизнью бабочки-однодневки: продолжительность ее в ту эпоху была очень невелика. За немногими исключениями, простые люди доживали (как свидетельствуют археологи, основываясь на изучении останков) в среднем до двадцати восьми лет. а женщины жили года на два меньше. Лишь впоследствии благодаря улучшению питания продолжительность жизни возросла до тридцати пяти лет.
Те самые «старые» вдовы, о бесправном положении которых не раз упоминали пророки и сам Иисус, были не старше двадцати-тридцати лет. Еще не достигнув климактерического периода, они уже чувствовали себя отжившими свой век матронами. Вспомним, что в середине прошлого века, когда Оноре де Бальзак написал свой роман «Тридцатилетняя женщина», этот возраст считался во Франции порой, когда женщине надо было прощаться с любовью и радостями жизни. Лишь достижения медицины позволили удвоить продолжительность жизни женщины.
11. СМЕРТЬ
Траурные обряды
Женщина умерла ночью во сне, тихо, как гаснет светильник. Смерть проникла через окно и унесла свою жертву. Утром родственники, беспомощные, испуганные, в угнетенном молчании стояли возле ее постели. Чтобы смерть не взяла с собой других жертв, присутствующие начинали молиться — если назвать молитвой архаические заклинания, — а также выполнять все прощальные ритуалы, которые должны были отделить живых от покойной. Они делали себе надрезы на коже, рвали на себе волосы, посыпали песком головы, разрывали свои одежды, бросались на землю и кричали, повторяя имя покойной, словно для того, чтобы пробудить ее или убедиться самим, что она умерла в самом деле. Истинной же целью всего этого было напугать и отогнать душу, которая еще блуждала в доме, в пространстве.
Так и гомеровские герои, «шлемоблещущие», сильные. бесстрашные перед лицом смерти, во весь голос оплакивают своих товарищей, павших под стенами Трои.
Все разнообразные обычаи, связанные со смертью человека, обусловлены были страхом заразиться «бациллой смерти». Даже когда души умерших достигали загробного царства, их тела считались в культовом отношении нечистыми. Кладбища полагалось устраивать вне жилых поселений, могилы ориентировались на восток, в сторону света, где мертвый должен был пробудиться для новой жизни.
Священник не должен был касаться покойного, посещать дом умершего или вступать на кладбище. Все иудеи из рода священнослужителей, в том числе и Иисус, избегали города Тивериады на Генисаретском озере, поскольку там кладбище находилось в городской черте.
Подготовка к погребению и траурным церемониям возлагалась на группу мужчин. Они осторожно клали покойницу на землю или на солому, ставили возле ее головы светильник, чтобы отгонять духов, натирали или обрызгивали тело маслом — умащивание соответствовало тогда обмыванию — и обертывали его в полотно. Незамужнюю наряжали как невесту. На женщину надевали ее украшения, по крайней мере бусы, а в рот или на лоб клали монету как плату за переправу в загробный мир. Затем мужчины гасили огонь в очаге, который покойница всю жизнь заботливо поддерживала.
Чем более укреплялась со временем вера в загробную жизнь, тем сложнее становились траурные обряды. Беда, если пренебречь хоть малейшим культовым предписанием: это могло иметь губительные последствия для оставшихся в живых. Поэтому позднее все церемонии стали проводить профессиональные погребальные общества или союзы. Это превратило похороны в дорогостоящее мероприятие. Даже зажиточным семьям приходилось всю жизнь откладывать на похороны, неимущие должны были брать взаймы, иначе их закапывали просто как дохлых собак. К началу нашей эры первый взнос погребальному союзу составлял 100 сестерциев, а ежегодный взнос — 50 сестерциев.