Иной мотив звучит в диалоге мудреца Агастьи с его женой Лопамудрой. Последняя жалуется на одиночество, на то. что ее молодость и красота пройдут, пока муж будет совершать аскетические подвиги, пренебрегая своей супругой. Агастья пытается оправдываться, ссылаясь на принятые им обеты благочестия. но. повинуясь внезапно возникшему желанию, уступает наконец настояниям женщины.
Уже в указанных прежде ведийских ритуалах обыгрывались мотив целомудренного воздержания, приводящего к накоплению сексуальной энергии, а с другой стороны, женской страсти, готовой преодолеть любые преграды. Фигура аскета, испытывающего влечение к обнаженной красавице, характерна для повествований древнеиндийского эпоса. Здесь мы находим, например, образ отшельника, который так долго сидел неподвижно в состоянии медитации, что вокруг него появился даже огромный муравейник, засыпавший его с головой. Из муравейника виднелись лишь глаза аскета, это и позволило ему увидеть проходившую мимо обворожительную девушку, и вспыхнувшее вдруг желание нарушило отрешенность от мира.
Подвижничество некоего Шарадвана внушило опасения самому владыке богов: как бы он не сравнялся с ним могуществом благодаря своим немыслимым подвигам. Но и здесь оказалась кстати милая апсара с несравненным станом, имевшая на себе одну лишь набедренную повязку. Шарадван задрожал от страсти, и хотя удержался от соблазна, но желание было столь сильным, что даже без близости с девушкой оно завершилось появлением на свет пары близнецов.
Мифы, ритуальные формулы и обрядовые действия, о которых мы говорили до сих пор, имеют очень большое значение для понимания роли женщины в древнеиндийской религии. Но было бы крайне наивно простое отождествление ритуального поведения с бытовым. Та сексуальная свобода, которая прослеживается в некоторых ведийских текстах и ритуалах, не может рассматриваться как свидетельство распущенности или эмансипации, а огромная роль женщины в культах плодородия еще не дает оснований для суждений о ее месте в древнеиндийской семье и обществе.
Несколько ближе к реальности стоят описания домашних ритуалов и читаемые во время их совершения тексты. В «Ригведе» это прежде всего знаменитый свадебный гимн, представляющий собой отчасти описание «божественного» брака Сурьи (Ушас). отчасти собрание ритуальных свадебных формул. В этом гимне упоминаются сваты и подружки невесты (прообразы земных непременных участников свадебного торжества). Девушку мужу отдает отец, но при этом отмечается, что она «изъявляет согласие всей душой». Центральный момент обряда — свадебная процессия, когда женщина вместе со своим приданым переезжает в дом мужа и его родни. Разрыв с прежней, родительской семьей и вступление в новую представляет множество опасностей со стороны сверхъестественных сил, и потому все помыслы участников свадебного поезда направлены на то, чтобы избежать дурных предзнаменований. Молодая хозяйка. наконец, восхваляется не только как будущая мать прекрасных сыновей, но и «царица» в доме, от которой зависит благо всех «двуногих и четвероногих» его обитателей.
Свадебные формулы невозможно толковать буквально и оценивать лишь в социальном и бытовом аспектах, в них прежде всего подчеркивается «космический» аспект женщины — жены и матери. Например, во время церемонии «семи шагов», которая являлась главной частью собственно брачного обряда, муж предлагал ей сделать шаг ради «сока», живительных сил растений, ради времен года и т. п. В свадебном гимне «Атхарваведы» также выражалось пожелание, чтобы «от этой матери народились разного рода домашние животные». Женщина, вступающая в брак, являлась воплощением животворных сил всей матери-природы.
В специальных книгах, посвященных домашним обрядам, сохранилась запись древнейших гаданий о судьбе невесты. Девушка должна была выбрать один из комочков земли, взятых с плодородного и с бесплодного поля, с перекрестка, с кладбища и т. д. Если она останавливала свой выбор на земле с плодородного поля, у нее должны были родиться дети, у которых дом будет полной чашей, если с бесплодной земли — дети будут нищими и т. д. С ней магически связана была и сама жизнь супруга. По особым признакам считалось возможным узнать, суждено ли женщине быть вдовой или, как выражались сами индийцы, «мужеубийцей» — жизнь мужа зависела от судьбы жены.