Женщина в древнем мире

Свадебная обрядность отражала прежде всего стремление разорвать связи женщины с родительским домом и приобщить ее к новой семье и ее духам-покровителям. Этот момент превращения прежде чужого человека в одного из членов семьи грозил множеством опасностей. Для предотвращения их совершались особые обряды — расплетание волос для освобождения от прежних уз, вступание невесты на камень для одоления злых духов и т. д. Новобрачная не полностью принадлежала мужу и в ночь после свадьбы. Около нее находился ее прежний, неземной супруг, дух плодородия гандхарва Вишвавасу, которого символизировала палка. Палку потом торжественно уносили и просили самого гандхарву удалиться, отдав девушку человеку— ее новому мужу. Молодожены первые дни постились с целью достичь магической «чистоты», они носили украшения как амулеты против всякой нечистой силы. С той же целью три первые ночи продолжалось воздержание от брачной связи (порою речь идет и о воздержании в течение двенадцати ночей и даже года). Испачканная кровью рубашка новобрачной казалась особенно опасной, и потому ее передавали жрецу брахману, проводившему очищение и читавшему заклинания.

Разрозненные сведения о повседневной жизни и отношениях в древнеиндийской семье начала I тысячелетия до н. э. можно получить, анализируя случайные сравнения, отдельные предания и термины. В ранних ведийских текстах жена обычно именовалась словом «джая» — «рождающая». Иной термин появляется в более поздних сочинениях — «бхарья» (букв., «та, которую надо кормить»). Индийская семья имела ярко выраженный патриархальный характер. Во главе ее стоял хозяин, муж, «кормилец» (бхартар). Жена включалась в обширную категорию младших членов семьи, домочадцев — их иногда называли дасабхарья (букв., «рабы и те. кого надо кормить»). Сами индийцы определяли домочадцев следующим образом: это все те, «кто едят пищу хозяина дома».

Как правило, семья не ограничивалась только родителями и детьми, и после свадьбы молодые не выделялись из хозяйства отца. Во всяком случае, в ведийской литературе есть сравнения с тем, «как свекор притесняет снох» и они «кричат от него». Встречается и рассуждение о том. что мужчине не следует пить крепкие напитки, ибо пьющий теряет всякий авторитет в глазах снох. Теоретически не было никаких ограничений многоженства. Мифы сообщают о десятках жен у богов и царей древности. Кроме того, в распоряжении состоятельных и знатных людей могли быть наложницы и рабыни из числа захваченной на войне добычи. Легендарные цари дарили своим приближенным не только золото, колесницы и скот, но и множество представительниц прекрасного пола. Правда, потомство от таких наложниц, видимо, могло быть признано законным. Во всяком случае, среди наиболее почитаемых в Индии мудрецов встречаются и такие, которые считаются детьми рабынь.

Есть основание полагать, что реально многоженство не было особенно распространенным явлением и мало кто из индийцев той эпохи мог себе позволить содержать несколько жен. В полигамной семье главной была старшая супруга. Именно она имеется в виду при описаниях семейных обрядов, совершаемых совместно с хозяином и хозяйкой дома. Для царя, впрочем, делается исключение — в царских ритуалах принимали участие четыре его жены.

Супружеская неверность женщины порицалась в весьма характерных выражениях: «Нехорошо поступает та. которая, будучи куплена мужем, живет с другими». Итак, измена воспринималась главным образом как нарушение собственнических прав мужа, «купившего» себе жену. Естественно, что, не будучи связана по происхождению с родом мужа, женщина, оставшаяся вдовой, не имела и никаких прав на наследство. В этом отношении она, как сказано в текстах, «хуже худшего из мужчин».

Более того, вероятно, она сама как бы подлежала наследованию после смерти мужа. Описание похоронной церемонии как в гимнах, так и в специальных ритуальных сочинениях содержит следующий любопытный эпизод. До возжигания огня жена ложилась на погребальный костер возле тела мужа и принадлежащего ему оружия и утвари. Затем «деверь либо другой человек, заменяющий ей мужа», или же престарелый раб побуждал ее встать и вернуться к миру живых. В этом обряде ясно выражено представление о том, что жена связана с мужем так же, как все принадлежавшее ему при жизни. Трудно сказать, отражает ли этот обряд более древний обычай сожжения вдовы на погребальном костре мужа. Во всяком случае, в основе засвидетельствованного позднее обычая самосожжения вдов лежал совершенно тот же круг представлений.

По-разному решается в науке вопрос о том. в каком смысле речь идет о «человеке, который заменит ей мужа». Так как поднять вдову с костра дозволено и «престарелому рабу», речь идет, очевидно, о замене мужа лишь в качестве кормильца. В то же время вовсе не исключено, что в древнейший период по обычаю левирата вдова просто переходила по наследству к деверю, становясь одной из его жен.