Женщина в голубом

– Ничего хорошего. Он был бессовестным человеком, он был обманщиком и предателем. Он обманывал тех, кто ему верил. Желающих поквитаться с ним было много. Он сбивал с пути молоденьких девочек. У него был конфликт с одним художником, он отказался ему заплатить. Это то, что я знаю. Меня всегда удивляло, что Володя Речицкий дружит с ним. Он был приятелем мужа, я его хорошо знаю. Он сложный человек, но в нем нет подлости. Говорят, его обвиняют в убийстве Реброва… Это правда? Как его убили? Ходят разные слухи…

– До конца неизвестно, убийство ли. Возможно, самоубийство. У него были перерезаны вены, он двое или трое суток пролежал в красной от крови воде…

Кира поежилась:

– Ужас! Что я могу сделать для вас, Олег?

Монах достал из большого конверта две фотографии, положил перед ней.

– Посмотрите, Кира, возможно, вы ее знаете.

Она взяла фотографии, присмотрелась. Подняла на него взгляд и покачала головой:

– Я никогда ее не видела. Это одна из его Мисс? Она подозреваемая? Неужели вы думаете, что женщина могла перерезать кому-то вены?

– А что могла бы сделать женщина?

Кира улыбнулась:

– Ударить сумочкой по голове.

– А что сделали бы вы?

– Я? – Она задумалась. – Ушла бы. Я бы просто ушла…

– Вы не помните, как звали того художника?

– Дима Щука. По-моему, его все знают. Он не только художник, но и интерьер-дизайнер, помогал нам обставить квартиру. Давно уже. Муж решил, что без дизайнера никак… Мы ему заплатили, честное слово!

Монах рассмеялся.

– Что он за человек?

– Добродушный пьяница. Водил нас за нос, забывал, что обещал прийти, привирал, но при этом был такой… добродушный! Все время смеялся, приносил мне цветы… Подарил картину, луг с цветами.

– Откуда вам известно о конфликте между ним и Ребровым? Когда это было?

– С полгода назад, я встретила его на площади, пьяного, плохо одетого, небритого. Он окликнул меня, а я его не узнала. Попросил денег на сигареты.

Я пригласила его перекусить в «Пасту-басту», и он сказал, что Ребров… – она запнулась. – Ну, он много чего наговорил. Ребров разбил ему лицо, он пришел домой весь в крови. А потом заплакал. Это было ужасно!

– Что же он сказал?

Кира молчала, глядя в стол.

– Кира, помните, я сказал вам, что я не полиция?

– Он сказал, что убьет его, – сказал она после паузы. – Но вы же понимаете, что это ничего не значит! Когда мы пили кофе, Анжелика сказала, что когда-нибудь убьет Жорика за то, что разбрасывает одежду. Понимаете, о чем я?

– Понимаю, Кира.

…Они просидели в кафе около двух часов, болтая ни о чем. Вспоминали Жорика, Анжелику и Добродеева, еще странного малого Эрика, компьютерщика из «Зеленого листа», подобранного на пустом месте, который чуть не убил Монаха в спальне собственной бабушки. Про ската по кличке Нептун и золотых рыбок.

– Где теперь ваши золотые рыбки? – спросил Монах.

– Подарила соседскому мальчику. Эта страница моей жизни перевернута, Олег. – Что-то прозвучало в ее голосе, и Монах понял, что она говорит не о рыбках…

– Чем же вы сейчас занимаетесь?

– У нас маленький бизнес, семена, рассада, саженцы плодовых деревьев. У вас нет дачи? Продам со скидкой.

Он покачал головой, с улыбкой рассматривая ее лицо.

…Кира охотно смеялась; им принесли еще вина, потом еще. Им не хотелось расставаться.

Наконец Кира посмотрела на часы и сказала с сожалением:

– Мне пора, Олег…

Он стоял на тротуаре и смотрел вслед ее такси. Вздохнул раз, другой…

Жорик сказал бы: «Вздыхаешь, как больная лошадь».

Он вспомнил сдохшую кобылу Речицкого и ухмыльнулся.

Ну почему от трагедии до фарса почти ничего? Когда она попросила его о помощи…

Он снова вздохнул.

В те времена между поездками он квартировал у Жорика с Анжеликой. Делал уроки с девчонками, назидал хулигана, маленького Олежку, разрешая ему в качестве поощрения попрыгать на своем животе. В основном проводил время на диване с выпирающими пружинами.

Анжелика громко пела, шлялась по дому в затрапезном халате, распихивая ногами живность, трепалась по телефону с подружками и смотрела бесконечный сериал. А в перерывах приносила ему перекусить: то блинчики со сметаной, то котлетку. И стояла над душой, пока не съест. Не то чтобы он сильно сопротивлялся, но всякий раз, становясь на весы, он был неприятно удивлен результатом.

И тогда он спросил Киру, не может ли он временно переселиться к ней…

Она позволила, не посмела отказать, так как он был ее единственной надеждой.

Почти две недели он провел в очаровательной розовой комнате с манекеном в широкополой шляпе в углу. В тишине, в благодати.

Он помнит, как они ужинали… То есть ужинал в основном он, ел жареную картошку и котлеты, а она пила чай, и они разговаривали. Она покупала ему пиво, и он чувствовал себя альфонсом, потому что на тот момент сидел на мели. Он спросил себя, а не хотел бы он снова, вот так, долгими вечерами, неторопливо ужинать, а рядом она?

– Козел ты, Олежка, – сказал тогда Жорик.

Да и теперь повторяет время от времени. Такая женщина!

В самом дурном расположении духа возвращался Монах домой. Опирался на палку и хромал больше обычного. Он был недоволен собой, не умея ответить себе на вопрос: «Жалеешь, козел?»