Сожаления нахлынули лавиной…
Дома он улегся на диван и уставился в потолок. Он слышал ее голос и ее смех, он держал в своей ручище ее руку.
Она сказала, что у нее все хорошо, она смеялась и шутила, а глаза были печальными.
Он попытался вспомнить, что рассказывал о ее муже Жорик, но не вспомнил. Можно, конечно, расспросить Анжелику… А толку?
Увести ее, а что дальше? Ты уверен, что ты тот, кто ей нужен? Тип, вечно ищущий приключений на пятую точку? Ты уверен, что готов завести ребенка… если еще не поздно для них обоих? Катать колясочку по парку? Сказать прощай пампасам и горам? Готов? Только честно. Ну?
Ответа у него было…
Разгадка убийства Яника Реброва потеряла для него всякий смысл и отодвинулась куда-то очень далеко. Убийство Реброва, убийство Анфисы, убийство Марата…
«Не хочу», – сказал себе Монах и закрыл глаза…
Разбудил его звонок телефона. За окнами была уже ночь.
На экране высветились зловещие цифры: один, два и два ноля. Полночь! Время всякой нечисти.
Звонил журналист Добродеев.
– Ну? – недовольно сказал Монах в ответ на жизнерадостное: «Добрый вечер!»
– Я тебя не разбудил? – озаботился Добродеев.
Монах оставил вопрос без ответа.
– Послушай, Христофорыч, я тут подумал, как-то неудобно получается с майором… Ты был прав, надо сказать ему про Марата, сами они никогда не додумаются и не заметят. Образование не то. А как сказать, чтобы не спалиться? Я себе всю голову сломал.
– Охота тебе дурью маяться, – проворчал Монах. – Проще пареной репы.
– В смысле?
– Кто я по-твоему? – спросил Монах.
– Ты?
– Я! Кто я?
– В каком смысле?
– В эзотерическом! Я волхв, Лео, и ты прекрасно об этом знаешь. Волхв!
– И что? – спросил после паузы Добродеев.
– А то! Позвонишь майору и скажешь, что был мне вещий сон и видение, что истина спрятана среди картин. Если он не врубится, подбрось в огонь хворосту и скажи, что картина в третьем ряду справа дьяволом мечена. А настоящая запрятана в тайник.
– Ты думаешь? – В голосе Добродеева прозвучало сомнение.
– У тебя есть лучшее предложение? Ты тут вообще не при делах! Скажешь, что я просил передать, понял? Вали все на меня, типа, лично сам ты не веришь, но я очень переживаю и места себе не нахожу, и ты решился позвонить и передать весточку с того света.
– Думаешь, он поверит?
– Нет, конечно, он же не дурак! Но клюнет однозначно и побежит смотреть картины. И пусть докажет, что мы шарились в квартире жертвы. Мы были в перчатках. Звони прямо сейчас.
– Сейчас? А не поздно? Он давно спит, не хочется будить.
– А меня хотелось? Звони, Лео. В полночных звонках своя символика. Пусть помучается до утра, раздумывая, что бы это значило. И сразу перезвонишь, я хочу знать, как он отреагировал.
– Ага, ладно. Сейчас!
Монах снова улегся и закрыл глаза. Добродеев перезвонил через десять минут.
– Ну? – спросил Монах. – Как?
Добродеев хихикнул:
– Послал подальше! Сказал, что он тоже волхв и может привлечь других волхвов за хулиганство.
– Ага, хорошо. Клюнул. Молодец, Лео. До завтра.
Глава 28
Ночные бдения
Ночь, конечно, пропала. Сна не было ни в одном глазу. Монах, чертыхаясь, поворочался с боку на бок, решительно поднялся и включил компьютер.
Побегал по новостям, наскоро заглянул в Фейсбук и зашел на сайт Марка Риттера. Полюбовался на оформление, красно-черное, какое-то… э-э-э… зловещее. Плюс готический шрифт. Прямо фэнтези тебе.
Погрузился в чтение. Текст сопровождался фотографиями, черно-белыми в основном, более поздние были цветными.
Благородный старец библейского вида – Марк Риттер за пару лет до кончины. Биография. Детские годы. Эмиграция. Пара детских фотографий. Родители. Отец – американец из Нью-Джерси, случайно залетевший в наши края, мать – наша женщина; семья выехала в Америку перед войной; название родного города художника переврано. Это может быть какой угодно город, включая ближнее зарубежье. Творчество. Юность. Мужание. Зрелость. Спокойная старость. Возвращение к истокам, детские воспоминания. Родные пейзажи. Река, роща, фонтан с большими скульптурными лягушками.
Монах помнит этих лягушек, сиживал на них неоднократно в раннем детстве. Лет двадцать назад их убрали и построили танцующий фонтан.
Оказывается, впервые они появились еще до войны. Потом город был разрушен, потом его отстроили и воссоздали лягушек.
«Не знал, – подумал Монах. – Надо сказать Леше, пусть напишет, он любит пощипать струны души своих читателей».
Урбанистические пейзажи, натюрморты, цветы, несколько портретов, не особенно удачных. Постимпрессионизм, модерн, кубизм…
Информация о музеях, купивших полотна Марка Риттера; распродажа наследия и цены.
Голубая женщина с оранжевыми кругами, продана четыре месяца назад за двести тысяч долларов. Покупатель предпочел остаться анонимным.