Женщина в голубом

– Христофорыч, а она-то тут при чем? Мы даже не знаем, как ее звали. Мы вообще ничего о ней не знаем. Ребров и Анфиса, ладно, готов согласиться, может, и связаны. Но Кирилл? Это вообще его разборки, Кирилл пришлый, они здесь чужаки. Просто имеет место роковое стечение обстоятельств. Убийства случаются, мы зачастую ничего о них не знаем, а сейчас жертвами оказались наши знакомые.

– То, что звенья разорваны, не исключает, что они одной цепи, Лео. Варево вскипело и полилось через край. Пришло время, и покров тайны приподнялся.

«Ну вот, снова заговаривается», – было написано на озабоченном лице Добродеева.

– О чем ты, Христофорыч? Какой покров поднялся? Мы же ничего не знаем! Только и сумели выявить Марата. А толку?

Монах вдруг поднялся из-за стола и пошел прочь.

– Христофорыч, ты куда? – опешил Добродеев. – А пиво? Подожди, я с тобой! – Он вскочил и поспешил за Монахом.

Митрич с удивлением смотрел им вслед.

– В чем дело? – вопросил Добродеев, нагоняя Монаха на улице. – Куда ты собрался?

– В галерею Ондрика, – сказал Монах.

– Куда?! – поразился Добродеев. – На хрен тебе галерея?

– Хочу увидеть «Голубую женщину», Лео. Еще раз. – Это прозвучало так зловеще, как если бы Монах сказал: «В последний раз!»

Опешивший Добродеев испытующе смотрел на Монаха.

У него мелькнула мысль, что тот после сеанса вдувания жизни слегка повредился головой. Покров тайны, отсутствие смысла, разорванные цепи… Жизнь в дацанах, дружба с ламами, ритуалы и всякие штучки, когда целитель с помощью психической энергии ставит пациента на ноги, а сам теряет силы и едет крышей. Знаем, читали. А в результате появляются всякие фантазии. Сейчас бы не в галерею, а домой, на диван да чайку с ромашкой…

Почти вся дорога до галереи прошла в молчании.

Добродеев пытался разговорить Монаха, но тот уперто молчал, что наполнило журналиста самыми дурными предчувствиями.

Добродеев душевно поздоровался с дамой-смотрительницей, они даже расцеловались.

Монах кивнул сдержанно, подошел к картинам Марка Риттера и замер.

И что бы это значило? Голубизна символизирует дух, женское начало, основу чего-то там, то-то Монах так уставился – прямо впитывает! Восполняет утраченную энергию, эту… как ее? Прану.

Из подсобных глубин появился Артур Ондрик. Добродеев и с ним расцеловался. Монах же его не заметил вовсе.

Добродееву было неудобно, и он подмигнул Ондрику: не обращай внимания, мол, на него находит.

– Любуетесь моей женщиной? – спросил хозяин. – Знаете, многие приходят взглянуть еще раз. Берет за душу, правда? Кирилл Юшкевич просил продать… Дикая история с этим наездом! Еще одна нелепая смерть… может, две. Лара в очень плохом состоянии.

– Мы только что от нее, – сообщил Добродеев.

– Как она?

– В коме. Врачи ничего не знают…

– Говорят, это бизнес-разборки, это не наши, а приезжие. Юшкевич задолжал серьезным людям, это результат. Если честно, мне он показался несколько легкомысленным. Как может человек с такими долгами торговать картину за двести тысяч? Хорошо, что я отказал… мало ли.

– У вас нет картин Щуки? – Монах повернулся к Ондрику.

– Кого?

– Димы Щуки, – поспешил Добродеев. – Он еще устроил скандал на вернисаже, кричал, бил посуду, помнишь? Я рассказал про него Олегу. Хороший художник был, и так себя запустить… – Добродеев вздохнул.

– Хороший художник? – удивился Ондрик. – Я бы не сказал, на уровне школьного кружка, одна фанаберия. Его картин у меня нет и не было. Когда-то он оформлял этот зал, справился, ничего не скажу. Потом работал с Ребровым, у них еще был какой-то конфликт…

– У Димки всегда конфликты, – сказал Добродеев. – Речицкий сказал, Яник избил его. Он неплохой человек, жаль, спивается.

– А вы видели его картины? – спросил Монах. – В Интернете нет… Нигде нет.

– Зачем вам?

Монах пожал плечами, ответил не сразу:

– Да как-то он все время на слуху, то от одного услышу, то от другого. Подрался, устроил скандал на выставке молодых художников, Леша рассказывал. У вас на вернисаже… Ведет себя как непризнанный гений. Леша считает, что он неплохой художник, но картин его никто не видел.

– У меня была его картина, – сказал Добродеев. – Я, кажется, говорил. Очень милый пейзажик.

– Была?

– Я подарил ее знакомому, он увез ее в Германию. Надо поискать в салонах или в галерее Худфонда, если тебе так уж приспичило.

– Мне нужна картина, – сказал Монах. – Хочу повесить над диваном. Думаю, он много не возьмет.

Добродеев хотел сказать, что над диваном у Монаха уже висит картина, но что-то заставило его промолчать.

– У меня много интересных работ, – заметил Ондрик. – Наши художники, можно выбрать.

– Если сторгуемся… – неопределенно сказал Монах.

…– Чего ты к нему пристал? – спросил Добродеев уже на улице. – На хрен тебе Димка Щука? У тебя уже есть картина!

– Твой друг слишком суетится и много говорит, – сказал Монах.

– Ну и?.. – не понял Добродеев.

Монах не ответил…