– Ты не связал его ни с одним фактом… По крайней мере, я ничего от тебя не слышал, – спокойно возразил Паттон. – И потом, я не толстый, а полный.
Де Гармо отвернулся и спросил у Кингсли:
– Может, вы вообще не приезжали в Вай-Сити?
– А мне незачем было туда приезжать. Делом занимался Марлоу. Кроме того, я вообще не понимаю, почему вас растревожило это кашне. Ведь его повязал Марлоу.
Де Гармо окаменел. Потом повернулся ко мне, испепеляя яростным взглядом.
– Что это значит?! – зарычал он. – Похоже, здесь пытаются меня разыграть?
– Я сообщил вам, – ответил я, – что кашне лежало на месте преступления и что Кингсли вчера надевал его. Для вас этого оказалось достаточно. Конечно, я мог прибавить, что потом сам им воспользовался, дабы женщина, с которой я должен был встретиться, могла меня узнать.
Де Гармо оперся о стену, оттопырив нижнюю губу, его правая рука бессильно свесилась. Я продолжал:
– Я уже говорил вам, что видел миссис Кингсли только на любительской фотографии. Кто-то из нас должен был не сомневаться, что узнает другого. В действительности же я однажды встречал ее, но под вымышленным именем. Это была миссис Фальбрук, – добавил я, обращаясь к Кингсли.
– Вы, кажется, говорили, что миссис Фальбрук представилась домовладелицей, – заметил Кингсли.
– Она так объявила, и я поверил.
Де Гармо кашлянул. Глаза его странно забегали, когда я сообщил о миссис Фальбрук, о ее красной шляпке, болтливости и разряженном пистолете, который она держала в руке и потом передала мне. Когда я закончил, де Гармо осторожно произнес:
– Я не слышал, чтобы вы рассказывали об этом Уэбберу.
– Я не рассказывал, не желая признаться, что был в этом доме за три часа до своего телефонного звонка. И потому, что обсудил дело с Кингсли прежде, чем сообщил в полицию.
– Это неописуемо, – вызывающе заявил де Гармо. – Сколько вы платите своему сексоту, мистер Кингсли, за то, чтобы он покрывал ваши преступления?
– Обычную цену, – спокойно ответил Кингсли. – И еще пятьсот долларов премии, если он сумеет доказать, что моя жена не убивала Лавери.
– Плохо только, что он не может их заработать, – заржал де Гармо.
– Не будьте дураком, – попросил я. – Я уже заработал их.
В комнате наступила напряженная тишина, та, что в любую минуту может нарушиться ударом грома. Тишина нависла над нами тяжело и грозно.
Кингсли пошевелился в своем кресле, потом опустил голову.
– И вероятно, никто не знает этого лучше вас, сержант, – закончил я.
Я окинул взглядом присутствующих. Лицо Паттона совершенно ничего не выражало, с таким же успехом можно было смотреть на дерево. Де Гармо глядел куда-то поверх моей головы. Казалось, он видит нечто далекое, расположенное за несколько километров отсюда. После длиннейшей паузы де Гармо проговорил:
– Ни черта не понимаю. Мне решительно ничего не известно о жене Кингсли. Я убежден, что до вчерашней ночи никогда ее не видел.
Де Гармо внимательно следил за мной. Он отлично знал, что я скажу. И тем не мепее я произнес:
– Да и вчера ночью вы не могли ее видеть, потому что ее убили месяц назад. Потому что она была утоплена в озере Оленят. Потому что женщина, которую вы встретили в «Гренаде», – это Милдред Хавеланд, иначе – Мэриел Чейз. И поскольку миссис Кингсли была мертва в ту пору, когда убили Лавери, я вправе сделать вывод, что не миссис Кингсли застрелила его.
Кингсли сжал пальцами ручки кресла, но не промолвил ни слова.
Снова наступила гнетущая тишина. Паттон прервал ее, спокойно спросив:
– А разве это не дикое предположение? Ты полагаешь, сынок, что Билл Чейз не узнал собственную жену?
– После того как труп пролежал в воде целый месяц? На ней были одежда его жены и ее украшения. Волосы, отмытые водой, утратили свой блеск, а лицо совершенно раскисло. Разве у него могли возникнуть какие-нибудь сомнения? Она оставила записку, напоминавшую последние слова самоубийцы, и пропала. Перед этим они страшно поссорились. Ее белье, платья и автомобиль исчезли. Почти целый месяц никто о ней ничего не слышал, и Чейз не имел представления, куда она уехала. И вдруг из воды появляется тело, одетое как Мэриел. Тело блондинки того же роста, как и его жена. Конечно, можно было обнаружить какое-нибудь различие, если бы Билл о нем подозревал. Но оснований для подозрений не имелось. Итак, Кристаль Кингсли продолжала жить. Она уехала вместе с Лавери, оставила свою машину в Сан-Бернардино и отправила мужу телеграмму из Эль-Пасо. Все, что касалось Билла Чейза, было в порядке. Он вообще не думал о миссис Кингсли. Для него она не существовала. И почему же должно быть иначе?
– Мне самому следовало подумать об этом, – сказал Паттон. – Но если бы подобная мысль и пришла мне в голову, она была бы только предположением, которое отбрасывают тотчас, едва оно возникнет. Такая конструкция чересчур сложна.