– Вы когда-нибудь торговались, а? Я не думал, что Парги умеет это делать.
– Мне кажется, что да, – согласился Грофилд.
– Парги гораздо хитрее, чем кажется. – Хугес протянул Грофилду табличку с номерами и отвертку. – Займитесь кузовом, а я приверну впереди.
– Хорошо.
Они подошли к грузовику.
– Надеюсь, что Барн не слишком дорого заплатит за оружие. Иначе мы не уложимся в две тысячи.
Грофилд присел на корточки, чтобы снять старые знаки. Два или три пса подошли, наблюдая за ним: они были молчаливыми, внимательными и подвижными. Грофилд уже привык к ним, они напоминали ему публику в театре.
Когда он уже почти снял планку, появился Парги с банкой краски в руках и начал красить дверцы кабины.
Краска была немного светлее старой, но Парги очень аккуратно накладывал ее, и работа не производила впечатления наспех сделанной.
Хугес подошел с другой стороны и посмотрел на дверцу. Парги закончил красить, отступил назад и спросил:
– Как ты находишь? Здорово, правда?
– Не хочу с тобой спорить, Парги, – проговорил Хугес с таким видом, как будто результат был отвратительным.
Но Парги был в хорошем настроении и не обиделся на слова Хугеса.
– Ты просто не собирался платить мне столько, – улыбайсь, сказал он. – Ведь я тебя знаю, Хугес.
– А другая дверца?
– Не сердись. Сейчас я займусь ею, а потом ты мне заплатишь.
– Ты тоже не сердись.
Парги перешел на другую сторону грузовика.
– Думаю, будет лучше, если я поведу грузовик, – без всякого энтузиазма сказал Хугес Грофилду. – Мне нужно к нему привыкнуть.
– Хорошо, – согласился Грофилд, – а я сяду в вашу машину.
– Я поеду впереди, – сказал Хугес, – а вы будете следовать за мной.
– Хорошо.
– Только нам придется где-нибудь остановиться, чтобы перекусить. Я знаю несколько хороших мест.
– Отлично.
Хугес бросил взгляд на свою машину, потом посмотрел на Грофилда. У него было сильное желание дать совет Грофилду, как ему вести машину, и он боролся с этим желанием. Но все-таки сдержался и только произнес:
– До скорого.
– До скорого, – ответил Грофилд.
Он повернулся и направился к машине Хугеса, а собаки прыгали вокруг него. Он поймал себя на том, что улыбался, глядя на машину.
Пламя спички вспыхнуло в темноте. Барн закуривал сигарету. В ее слабом мерцающем свете Грофилд разглядел сидящих на полу пустого фургона Варна и Стива Тобелмана, а также большой кусок фанеры, прислоненной к перегородке в глубине и удерживаемой веревкой.
– Действительно хорошая работа получилась, – заметил он, глядя на картину, нарисованную на фанере.
– Спасибо, – сказал Тобелман.
Барн погасил спичку, и все снова погрузилось в темноту. И только на короткие мгновения, когда Барн затягивался, едва различались смутные очертания фигур.
– У вас есть талант, – снова заговорил Грофилд. – Вы должны попробовать зарабатывать себе этим на жизнь.
– Коммерческим художеством? – В голосе Тобелмана послышалось презрение.
– Ну, ладно! – сказал Грофилд.
– Он художник. – Барн произнес это таким равнодушным тоном, словно говорил о самой заурядной вещи.
– Я понимаю вас, – сказал Грофилд. – Это ведь и мое призвание.
– В самом деле?
По интонации Тобелмана Грофилд понял, что тот заинтересовался и что теперь он, Грофилд, вынужден будет объяснить ему подробно, каким актером был он сам; кроме того, у него создалось впечатление, что положение Тобелмана мало чем отличается от его собственного, но присутствие Варна, красная точка его сигареты, мерцающая в темноте, стесняли его. Барн, он это знал, был легкомысленным типом, профессионалом, который владел только одной профессией, получая от нее полное, удовлетворение. Тобелман был единственным в этой компании человеком, у которого были еще и другие интересы и который походил на него самого.
Вопрос Тобелмана повис в темноте, ожидая ответа. Смущенный присутствием Варна, Грофилд ответил:
– Я актер, и у меня есть летний театр.
– И в нем могут быть деньги?
– Не густо. Из-за кино и телевидения.
Немного помолчав, Тобелман продолжил:
– Знаете, существует теория, которая утверждает, что артист и преступник – это одно и то же. Вы слышали об этом?
– Нет, не слышал, – ответил Грофилд.
– Что искусство и преступление являются антисоциальными актами, – продолжал Тобелман.
– Интересно, – сказал Грофилд.
Он надеялся, что Хугес скоро начнет операцию. Он поднес часы к глазам. Без десяти одиннадцать. Грофилд знал, что Хугес ждал, когда проедет машина шерифа. Грузовик, в котором они сидели, стоял на одной станции техобслуживания, закрытой на ночь и находящейся в четырехстах ярдах от магазина «Фуд Кинг». Пройдет, по крайней мере, минут двадцать, прежде чем машина шерифа появится у магазина снова. Хугес выжидал: как только путь освободится, они начнут действовать.
– Разумеется, – продолжал говорить Тобелман, – многие артисты начинали с того, что становились преступниками. Но вы и я – наоборот, не так ли? Вы – актер, а я – художник.
– Это правильно, – сказал Грофилд.
Внезапно вмешался Барн.
– Знаете, а я очень люблю читать.