– А вам мы поручаем покойника, Гарлан, – обратился Уэббер к третьему. – Спуститесь вниз и осмотрите его. Карету «скорой помощи» вызвали?
Человек в темно-сером костюме отправился вслед за Уэббером. Де Гармо убрал бумагу и карандаш, не отрывая от меня своего тупого взгляда. Я спросил:
– Могу ли я говорить о нашей вчерашней встрече… или это было частное дело?
– Вы можете говорить о чем хотите, – ответил он. – Защита граждан – наша святая обязанность.
– Тогда говорите вы, а я послушаю. Я бы охотно что-нибудь узнал о деле доктора Алмора.
Он покраснел, и глаза его яростно сверкнули.
– Вы же уверяли, что не знакомы с Алмором.
– До вчерашнего дня я о нем даже не слышал. Но сегодня мне стало известно, что Лавери знал миссис Алмор, что она покончила с собой, что Лавери нашел ее труп, и, кроме того, мне сообщили о возможности шантажа доктора со стороны Лавери. Далее: ваши подчиненные с любопытством поглядывали на дом Алмора, а один из них заявил, что дело ловко похерили или что-то в этом роде.
– Отниму у сукиных сынов служебные удостоверения, – медленно заговорил де Гармо гробовым голосом. – Они только и умеют, что глазами хлопать. Черт бы побрал этих дураков!
– Значит, все это неправда?
Он взглянул на свою сигарету.
– Что неправда? – процедил он сквозь зубы.
– То, что Алмор убил свою жену и что у него хватило денег замазать историю? Это только слухи?
Де Гармо поднялся и подошел ко мне.
– Повтори еще раз, – мягко сказал он.
Я повторил, и он ударил меня по лицу. Я почувствовал, как щека моя распухает.
– Повтори снова, – сказал он.
Я снова повторил. Он опять меня ударил.
– Повтори еще.
– Не стоит. Вы можете промахнуться.
Я растирал рукой щеку. Ощерив зубы, он смотрел на меня, его светлые глаза сверкали звериным блеском.
– Каждый раз, разговаривая так с полицейскими, ты будешь получать по морде, – пригрозил он. – Только попробуй! Запомни, что я умею бить не только рукой.
Закусив губу, я продолжал растирать щеку.
– Если станешь совать нос в наши дела, то однажды проснешься в темном переулке, где оплакивать тебя будут только коты, – прибавил он.
Я молчал. Он отошел и, тяжело дыша, снова опустился на стул. Я перестал растирать щеку и размял ее пальцами, чтобы проверить, прошла ли судорога.
– Я это запомню, – пообещал я. – Я хорошо запомню.
Был уже вечер, когда я пришел в свое бюро. В доме стояла тишина. Я открыл дверь в свою комнату, взял конверт, лежащий на подносе для писем, и не глядя бросил его на стол. Затем растворил окно, выглянул на улицу, увидел зажженные неоновые лампы и глубоко вздохнул. Потом снял пиджак и галстук, достал бутылку виски и налил себе полный бокал. Мне это не очень помогло. Второй бокал тоже не принес облегчения. Вероятно, Уэббер уже увиделся с Кингсли. Вскоре начнется атака на его жену, если она уже не началась. Для полиции все было ясно как день: грязная история, в которой участвовали двое, в которой было слишком много любви, слишком много выпивки и страсти. А в результате – дикая ненависть и жажда мести. Мне же казалось, что все это чересчур просто. Я взял конверт и вскрыл его.
Я выпил еще бокал. Тяжесть начинала отступать. Я передвинул предметы на столе и, проведя пальцем по его краю, обнаружил пыль. Посмотрев на часы, я убрал бутылку и пошел в ванную сполоснуть бокал. Затем вымыл руки, смочил лицо холодной водой и взглянул в зеркало. Краснота на левой щеке исчезла, но опухоль еще не совсем спала. Я пригладил щеткой волосы и заметил блестевшую в них седину. Очень много седины! Лицо выглядело болезненно, оно мне не понравилось. Вернувшись в бюро, я снова перечитал записку мисс Фромсетт. Потом разгладил бумагу, снова сложил ее и убрал в карман. Затем посидел у окна, слушая вечернюю тишину, и постепенно в мою душу тоже вошел покой.