Женщина, вечная девочка…

По запаху море ищу.
Жара! Не Колобжег – Карибы!
По запаху счастья грущу,
а пахнет водою и рыбой.

О, вечная женская блажь,

тоскою темнящая душу:
вся жизнь – только фон и пейзаж,
а кто-то – туман и мираж,
но нужен – один! – до удушья.

Зачем мое сердце болит?

Когда, наконец, перестанет?!
Давно уже опыт велит
акценты любви переставить.

Люблю этот город чужой,

хожу по нему невидимкой.
Он медленный и небольшой,
с его прибалтийской душой
смурная, моя, – невредима.

Люблю – без тебя, без тебя!

Лишь так вырвусь, выживу, справлюсь
лишь так, не стелясь, не глупя,
себе и кому-то понравлюсь.

Сама одобряла разбой,

хотя открывалось уже мне:
беда – быть победы рабой,
но – ужас! – рабой пораженья.

На что ты меня осудил?

И все же есть выход: всецело
признаю, что ты победил
строптивые душу и тело.

Но, значит, – еще молода,

и жизнь до конца не пропета,
и, может быть, эта беда
совсем не беда, а победа!

…По запаху счастья грущу,

вздыхаю совсем не от горя,
у берега счастья ищу,
у этого вечного моря.

А сердце спокойно уже,

его больше грусть не корежит.
И капельку счастья душе
безмолвно подарит Колобжег…

«Я рада, что я улетаю…»

Я рада, что я улетаю
из ночи в рождение дня
и маленьким облаком таю
для нас: для тебя и меня.

Устала душа от нагрузок,

от родины больно душе,
и я для пейзажей нерусских
почти что готова уже.

Тебе оставляю я снова

бесправную правду: люблю,
и это тяжелое слово
твоими губами ловлю.

Глагол, ненасытно ловимый,

летит к одному за двоих.
Губам твоим больно, любимый,
как пусто моим без твоих.

Нас все поделило неравно,

а надо остаться людьми,
и поздно уже или рано
решать уравненье любви.

Лукавый вопрос без ответа,

который решить не дано:
раздельность взаимная эта
и эта слиянность в одно.

И бегство мое непростое —

не меньше, чем встреча, для нас.
Кромсай же мотором просторы,
двадцатого века Пегас.

И нет ни обиды, ни гнева,

коль нет снисхожденья рабе,
коль все же лежит через небо
и к родине путь, и к себе.

Настроение