Женщина во тьме

Ее рука с такой силой впивается в дверной косяк, что от напряжения костяшки пальцев становятся белыми. Мне кажется, дочь сейчас захлопнет дверь прямо перед моим носом. Но она опускает руку и отступает. Принимаю это молчаливое приглашение и сажусь на край кровати. Миа смотрит в окно.

– После того как ты выбросила те книжки, те статьи, стало лучше, – отвечает она и оборачивается. На ее лице появляется слабое подобие улыбки. – Нет ничего удивительного, что мне снились кошмары. Ты… Ты хоть одну из них прочитала?

Вспоминаю строчку из «Домов-убийц»: «Соседи сообщают, что за несколько месяцев до преступления дети, живущие в доме, стали замкнутыми, слишком тихими».

Помедлив, отрицательно качаю головой. Миа не нужно знать, что я читаю перед сном и что прячу у себя в тумбочке. Лучше успокоить девочку.

– Мне известно достаточно и об этом доме, и об убийстве. Известна правда, а не сплетни. – Встаю. Протягиваю руку, чтобы погладить Миа по голове. Мне хочется вновь увидеть ее улыбку. – Слушай, ведь мы так и не были в магазине. Что, если сходить туда в выходные? Отпразднуем начало пасхальных каникул. Зайдем куда-нибудь поесть… – Опять оглядываю пустые стены. – А ты не хочешь провести несколько дней у Кэролайн? Я могу ей позвонить.

Миа морщится, как от боли, и на лице появляется непроницаемое выражение. Опять эта отчужденность, враждебный настрой.

– У Кэролайн не хочу.

Странно. У них раньше были прекрасные отношения. Однажды, когда они секретничали, я даже приревновала дочь к подруге.

– Ты могла бы встретиться с друзьями.

– Господи, мама, тебе недостаточно намека? Хочешь, чтобы я назвала вещи своими именами?

– Ты о чем?

– О том, из-за чего ты наглоталась таблеток.

Теперь моя очередь вздрагивать как от удара.

Дочь бледнее обычного, ее щеки пылают.

– Я думала, – говорит она срывающимся голосом, – ты так наказывала папу за измену.

У меня перехватывает дыхание. Ее слова, как она и рассчитывала, попадают в цель, ранят в самое сердце. Вспоминаю письмо, с которого все началось. Женский почерк на конверте. Его, как подсказывал инстинкт, нужно было спрятать, похоронить, забыть навсегда; притвориться, что никогда не брала то письмо в руки.

Знала ли я? Подозревала ли?

– Я их видела. Только поцелуй, но было ясно, чем они занимались. – Миа трясет головой, будто хочет избавиться от тяжелого воспоминания. – Но я тебя не осуждала. Как я могла? Я бы тоже решилась на самоубийство. Если папа мог обманывать тебя с твоей подругой, с этой…

– Что?!

Миа смотрит мне прямо в глаза.

– Он целовался с Кэролайн.

Не верю своим ушам: с Кэролайн?

Кэролайн?!

* * *

Ты всегда мечтал. Мы встречались на берегу и, спасаясь от ветра и дождя – без них не обходится ни одно воспоминание, – жались к скалам. Перекрикивая шум ветра, ты посвящал меня в свои мечты, а твое дыхание, сладкое и горячее от украденной из дома выпивки, было там единственным теплым дуновением. Тогда ты еще не завязал с алкоголем. Смешно: кто, черт возьми, бросает пить в восемнадцать? Твои мечты о фантастическом будущем вдохновляли меня, зажигали воображение. Ты говорил, что мы – ты и я – пойдем против всех и всего добьемся. И ты стал карабкаться наверх, а мне никак не удавалось выбраться из трясины. Теплилась надежда, что придешь, протянешь руку, поможешь. Но этого не случилось. Ты не пошевелил даже пальцем и оставил меня гнить и умирать.

Можно было догадаться, что так и будет. Ты ведь бросил меня, как только понял: мне никогда не достичь того уровня, на который поднимешься ты.

Глава 16

Сара

Выставив только лицо, лежу в ванне. Она такая полная, что при каждом движении на кафельный пол выплескивается вода.

Миа, конечно же, не права. Она могла что-то заметить и не так понять, ошибиться. Но… Кэролайн Патрика терпеть не может. Дочь просто увидела их рядом и решила, что они целовались. И вдруг меня как подбросило. Мы были неразлучны с Кэролайн почти двадцать лет. Она моя лучшая подруга. Она знала обо всем: как я познакомилась с Патриком, влюбилась, как была на седьмом небе от счастья, упиваясь близостью со своим первым мужчиной.