Женщины Девятой улицы. Том 1

Должно быть, Элен очень гордилась своими работами. В 1938 г. она случайно столкнулась с Биллом на улице возле дома с новым чердаком, который они недавно сняли с Эрни и Милтоном на перекрестке 22-й улицы и Пятой авеню. Девушка тут же пригласила де Кунинга посмотреть на ее картины. Потом Элен рассказывала, что работы, которые она ему тогда показала, были «ужаснее некуда… Он просто постоял перед ними некоторое время, а потом спросил: “Слушай, а почему бы тебе не попробовать написать простой натюрморт?” …И предложил как-нибудь прийти к нему в мастерскую, вместе поставить натюрморт и вместе его написать»[292]. Билл сказал: «Потом мы оба посмотрим на твою работу, и я смогу о ней что-нибудь сказать. А глядя на такого рода живопись, я не могу о ней говорить. Я могу только сказать, нравится мне или нет». «Так я и поступила»[293], – вспоминала Элен. Вскоре она начала писать бок о бок с Биллом и второй раз за жизнь испытала огромное влияние со стороны близкого человека. Первый раз судьбоносным образом на Элен воздействовала ее мать. Явление в мире искусства, которым со временем станет Элен де Кунинг, было в значительной степени делом рук Мари Фрид[294]. В сущности, чтобы понять Элен, нужно сначала познакомиться с Мари.

Мать Элен при рождении получила имя Мэри Эллен О’Брайен, но в какой-то момент поменяла его на Мари Кэтрин. Девушке казалось, оно ей больше подходит. Мари была из тех неуправляемых ирландских женщин вроде «королевы пиратов» Грейс О’Мэлли или англо-ирландской революционерки и феминистки Мод Гонн. Ей была уготована в жизни важная роль. Отец Мари держал бар на пересечении 28-й улицы и Восьмой авеню, и Манхэттен был ее царством. Девушка знала тут каждый уголок и наслаждалась всеми интеллектуальными и культурными плодами города. К 1917 г. Мари изучала право в Хантерском колледже, что по тем временам было великим достижением для женщины. Но вскоре она обнаружила, что беременна от молодого бизнесмена по имени Чарльз Фрид, добившегося успеха своими силами[295]. Они поженились, и в течение следующих пяти лет Мари сидела с детьми. (Элен была старшей из четырех детей, родившихся практически один за другим: сначала две девочки, потом два мальчика.) Мари, должно быть, думала, что, как только дети подрастут, она сможет вернуться к своим интеллектуальным исканиям. Женщина ошибалась. Заботясь о детях, Чарльз перевез семью с Манхэттена в настоящее культурное болото – район Бруклина Шипсхед-Бей[296].

Хороший, хотя и отстраненный, Чарльз каждый день уезжал на работу на Манхэттен: он трудился бухгалтером в хлебной компании. А дома весь его мир вращался вокруг сада и животных. Некоторых мужчина заводил сам, другие просто прибивались с улицы. В 1920-е гг. американская женщина и мать четырех маленьких детей вроде Мари могла найти самовыражение разве что в готовке, стирке да глажке. Словом, в том, чтобы сделать дом крепостью для мужа и надежным убежищем от всех жизненных невзгод для детей. Но к Мари все это ни в коем случае не относилось. Она хотела вести жизнь интеллектуальную и творческую, такую, какая была у нее раньше, на Манхэттене. «Она презирала Бруклин», – объясняла Элен[297].