А в январе 1942 г. война распространилась дальше газетных заголовков и достигла берегов США. Фашисты торпедировали у восточного побережья страны британское торговое судно. Отличным подспорьем для «волчьих стай» немецких подводных лодок стало яркое освещение прибрежных американских городов и поселков. К концу января немцы потопили в прибрежных водах между Нью-Йорком и Флоридой 46 торговых судов[557]
. Чтобы убрать предательское освещение, были приняты решительные меры. В Нью-Йорке и других прибрежных городах начали проводить часовые учения, во время которых гасились уличные фонари, а людям приказывали наглухо занавешивать окна. Американцы готовились и к нападению с воздуха: в любое время дня и ночи ненадолго включалась сирена, и людей учили, как действовать в случае реальной бомбежки. В некоторых регионах прекратили даже давать прогноз погоды по радио, чтобы враги, определяя момент для нападения, не воспользовались преимуществом безоблачной ночи[558]. Уже в первые ужасные часы после бомбежки Перл-Харбора всем стало ясно: крепостные рвы в виде Тихого и Атлантического океанов не способны остановить захватчиков. А теперь тревога настолько плотно вошла в жизнь среднего американца, что ощущалась почти физически. «В первой половине того десятилетия война неизменно оставалась на переднем плане в сознании каждого человека», – вспоминала Элен[559]. Эрнестина сравнивала ее с «тучей, нависшей над всем»[560].Американское правительство во многом способствовало панике, пойдя внутри страны на экстремальные меры. В 1942 г. более ста тысяч американцев японского происхождения поместили под охрану, в «лагеря для перемещенных лиц», окруженные колючей проволокой[561]
. Бесчисленные плакаты на стенах в метро и на углах улиц предупреждали американцев о том, что вражеские лазутчики повсюду. Например, они гласили: «Болтун – находка для шпиона»; «Вражеские агенты не дремлют. Ничего не говори, и они ничего не услышат». «Разыскивается за убийство!» – кричал один такой плакат с изображением несчастной, съежившейся от ужаса домохозяйки. Она, предположительно, «сболтнула одно лишнее слово», и это стоило жизни американскому солдату[562].Вообще-то диверсии с участием иностранцев в США действительно имели место. В июне 1942 г. четырех немцев забросили с подводной лодки на Амагансетт-Бич на Лонг-Айленде, а несколько дней спустя еще четверо высадились в районе Понте-Ведра-Бич во Флориде. Все они несли с собой взрывчатку, детонаторы, поддельные документы и планы железнодорожных станций и заводов. Их аресты и суды над ними были быстрыми и решительными: шестерых из восьми казнили, двоих посадили в тюрьму[563]
. После вышеупомянутых атак с применением тактики «волчьей стаи» эти случаи закрепили в американцах худшие опасения в том, что война больше не останется «где-то там». Однако, как ни странно, вместо того чтобы обвинять в разраставшемся конфликте Германию, некоторые люди в США обратили свой гнев на евреев. В то самое время, когда американцы гибли на зарубежных фронтах в борьбе с фашизмом, в самих США фашизм уверенно пошел на взлет. Уродливые высказывания и безобразные сцены стали настолько распространенными, что однажды правительству пришлось прервать популярного радиопроповедника. Тот призывал изгнать «евреев из сферы политики и власти», потому что «евреи и коммуняки обманом втянули страну в войну». Этот язык ненависти стремительно отравлял молодые неокрепшие умы. В Бостоне в 1943 г. банды подростков попытались реконструировать «Хрустальную ночь», громя витрины принадлежавших евреям магазинов и оскверняя синагоги[564].Кто враг? Где этот враг? В те смутные времена никто во всей стране не мог ответить на эти вопросы с полной уверенностью. Там, за границей, с врагами было все предельно ясно. Чтобы победить их, необходимо было поддерживать эффективность военной машины. Но это требовало единства цели, и внутри страны первостепенной задачей стал контроль. Некоторых государственных служащих заставляли давать клятву верности. Подозрительных неграждан депортировали – перспектива, пугавшая Билла[565]
. Изменилось и американское правительство. В годы Великой депрессии в администрации Рузвельта работали в основном реформаторы, выполнявшие задачу по управлению самой масштабной социальной программой в истории страны. Во время войны им на смену пришли бизнесмены. Они контролировали новую национальную промышленность в условиях военного конфликта. Новые лидеры неплохо выполняли свою работу, финансируя крупнейшую военную кампанию в истории США и умудряясь получать огромные прибыли на самой дорогостоящей войне из всех, которые когда-либо видело человечество[566].