Женщины, которые меня… научили готовить

– Очень рад, я – Александр, – представился я в ответ. – Какими судьбами в наш заброшенный рай?

– Да работу ищу, только вернулся из Вьетнама. – Владимир вдруг неожиданно отодвинул стакан с портвейном. – Нет, спасибо, мне никак нельзя. Я только понюхать.

С этими словами он аккуратно, словно боясь обидеть, чуть приобнял только что отодвинутый рокс с порцией «Старого инвалида». Потом немного покрутил его в руках, словно станцевав известный только им двоим танец, и осторожно поднес стакан к лицу. Вдыхал он портвейн со всеми присущими настоящим ценителям ритуалами: блаженно закрыв глаза сначала втянул воздух вокруг бокала, выдохнул почти мгновенно воздух ртом в сторону, искривив при этом губы в жуткой гримасе. Потом, воспользовавшись секундным вакуумом, он жадно сунул нос глубоко в стакан и задержал дыхание. Вот сейчас, вот через мгновение всё закончится… Я завороженно наблюдал за этим представлением истинной, чистой любви. Любви, силу которой я мог оценить, хотя мои взаимоотношения с портвейном были гораздо более прозаичные.

– Нет, нельзя. – Владимир выпрямился и обреченно вдохнул морской воздух. – Пока нельзя.

Я отставил стакан в глубь стойки, решив позже перелить его назад в бутылку:

– Это было красиво.

– Ну нет, – он обессилено сидел на неудобном высоком стул, – если бы ты видел, как я его пью…

– Могу догадываться. – Обычно переход на «ты» дается мне нелегко, но тут нас, поклонников этого напитка, не волновали условности, как будто я знал Володю давно. Причин, по которым он отказывал себе не только в глотке портвейна, но даже в наслаждении его ароматом, я не видел. Хотя немного маслянистый блеск его глаз, спрятанных под очками, давал основания для предположений, но явных признаков алкогольной зависимости всё-таки не было, поэтому я решил перевести тему разговора.

– Как Вьетнам?

– Да говнилово сплошное, – раздраженно резюмировал Владимир, обогатив мой лексикон новым словом, – конги, в отличии от тайчил злобные и душные.

– А кем ты там работал?

– Как кем, как и все люди без профессии – учителем английского языка.

«Наш человек», – удовлетворенно подумал я. Работать преподавателем английского, даже если ты всю жизнь учил немецкий или, не дай бог французский, возможно! Но! Только в Азии и только недолго. Через это проходили почти все бессовестные и беспринципные дауншифтеры, когда заканчивался ручеек доходов от экскурсий для соплеменников.

– И как успехи? – Я всегда завидовал таким вот авантюристам, хотя и сам в этот момент стоял за стойкой построенного своими руками бара на острове в Камбодже.

– Да всё бы ничего, полгода прошли как один день. Устраивало всё, – Владимир оживился, – погода, жилье, еда, даже детей этих можно было терпеть. Но вот дешевый алкоголь…

Ситуация стала проясняться.

– Свалился в штопор. Да так, что прямо на уроках засыпал. Дети сидят, а я им не английский, а русский преподаю. Причем наш, дальневосточный….

– Понятно… Ну, главное, вылез. – Это была вполне обычная в моем новом окружении история. Признаваться в своих грехах людям с множественным гражданством не считается чем-то позорным. Практически каждый дауншифтер (ну, за исключением новой хипстерской волны) проходил через разные этапы жизни. И падений гораздо больше, чем подъемов. Поэтому тут никто никого не осуждает, не сочувствует и не удивляется.

– Да я сам бы и не вылез, – Владимир понизил голос. – Мне Тина моя помогла. Как всегда помогает.

– Тина? Жена? Подруга? – Имя Тина скорее ассоциировалось у меня с кошкой, но, вспомнив о Тернер, я оставил многоточие в своих предположениях.

– Да, черт ее знает, кто она… – Он с тоской посмотрел на барную стойку. – Хочешь, расскажу?

Вечер только начинался, основные гости приходили в бар обычно после ужина, так что часа два у меня было. Да и зачем я тут, если не для таких вот удивительных историй.

* * *

– По специальности я переводчик. Военный переводчик. Сам с Дальнего Востока, служил там же, потом в институт военных переводчиков попал. Я тогда Японией грезил, благо она совсем рядом. Но пока направления из военкомата ждал, пока до Москвы добирался, места в японском классе закончились.

И меня в португальскую группу запихнул. И французскую заодно… Ну а португальский – это Африка. Ангола, Мозамбик, Сенегал и прочий кошмар. Женился, развелся, потом вернулся из столицы сюда, на Дальний Восток. – Владимир оглянулся. – Ну не сюда, а туда, выше. Работал на станциях метеорологических, потом попал на «Мстислава Келдыша» – судно такое, научно-исследовательское. Проводили мы там разные исследования (какие, сказать не могу, секрет). Ну и занесла нас экспедиция в две тысячи третьем году в Момбасу, второй по величине город Кении. Встали мы там на рейд, там как раз начиналась эпидемия болезни, которую только через десять лет Эболой назовут Ну и нам надо было там стоять, ждать чего-то. Врачи с нами были военные, химики там разные. Вроде и с миссией поддержки пришли, а особо никому не помогали. Наблюдали.