Позировать — другое дело!
Но позировать Камилла боялась, хотя не могла не понимать, что с ее данными из нее вышла бы великолепная натурщица.
Ее смущало то, что позировали в мастерской главным образом обнаженными, к чему она не была готова.
К тому же, она уже знала, что, как и многие другие скульпторы, Роден имел привычку трогать своих натурщиц руками, дабы лучше почувствовать изгибы их тел.
Однако, к ее удивлению, Огюст не просил ее об этом, и она была благодарна ему.
Шло время, и Камилле становилось все тяжелее приходить в мастерскую.
С ней по-прежнему никто не сближался, и она чувствовала себя отверженной.
Более того, она работала в вечно неприбранной и захламленной мастерской, а в душе рос протест.
И все чаще она задавалась вопросом: зачем ей все это?
Мастерская Родена, о которой она так стала для нее тюремной камерой, где ее никто не понимал.
Как-то оставшись в мастерской одна, она в отчаянии от бессмысленности своих занятий Камилла принялась лепить Родена, работающего над «Вратами».
Окунувшись в родную стихию, она настолько забылась, что опомнилась только тогда, когда услышала у себя за спиной кашель.
Она обернулась.
Огюст внимательно разглядывал бюст.
Она ожидала, что он безжалостно раскритикует ее работу, но он только сказ зал:
— Нос великоват, и рот слишком тонок, а глаза без выражения. Но не отчаивайтесь, вы еще молоды и научитесь передавать правду, не льстя модели. Однако рука у вас верная, да и туше недурно…
С того дня он стал уделять ей особое внимание. Подбадривал ее, поощряя закончить портрет.
Те несколько минут, которые он уделял ей ежедневно, стали для нее дороже всего на свете.
— У вас, — как-то заметил Роден, развивается способность лепить бюсты. Возможно, это ваше призвание. На этом и нужно сосредоточиться…
Затем он пригласил ее в свою третью мастерскую, о которой не знал никто: смотреть его работы.
Впрочем, Камилла не обманывалась, она уже чувствовала, как между ними натянулись невидимые нити, которые с каждым днем становились все крепче.
И она даже не сомневалась в том, что показ работ только предлог…
Будучи одаренной от природы, Камилла прекрасно понимала, что собою представлял Роден.
Но увидев в его таинственной мастерской то, чего еще не видел никто, она была готова броситься ему в ноги.
Именно в этой мастерской она взглянула на Родена совсем другими глазами.
Она мгновенно позабыла о том, что совсем еще недавно так раздражало ее в нем: неуклюжесть, резкость, а порою и грубость, не всегда опрятная одежда.
Теперь она видела гения, который бросил вызов всем и всему, который неустрашимо шел вперед, несмотря на все насмешки и неприятие его коллег.
— Вы хотите, чтобы я вам позировала? — неожиданно для себя спросила она.
По его лицу она поняла, что попала в самую точку.
Его на самом деле мучило желание увидеть ее тело, поскольку, ее тело, как он догадывался, было телом идеальной натурщицы.
— Спасибо, — ответил Роден. — Мы будем работать в новой мастерской. Как только я ее сниму. Раз в неделю, по субботам…
Новая мастерская, около площади Италии, была тщательно прибрана, в ней было много света и какой-то особый уют.
— Что надо делать, мэтр? — спросила Камилла.
— Непринужденно прогуливаться, только и всего, — ответил Роден. — И вот еще что! Поскольку мы уже достаточно знакомы, пора перестать величать друг друга «мэтр» и «мадемуазель», а звать друг друга просто по имени. Но не в главной мастерской. Там это неуместно…
Она кивнула и, преодолевая смущение, разделась.
Она хорошо знала, какое впечатление производило ее тело на окружающих, но то, что она увидела на лице Родена, поразило ее.
Это было даже не восхищение, а скорее, великая благодарность судьбе, пославшей ему это чудо!
Это, действительно, было так, и если бы Родену предложили самому придумать себе натурщицу, он не выдумал бы ничего совершеннее…
Сложена она была изумительно, как он и предполагал, ее тело было столь же прекрасно, как и лицо.
Идеальное тело натурщицы, ликуя, говорил он себе, именно о таком он и мечтал: белоснежные девственные плечи, длинный изящный торс, тонкая талия, красивые бедра, стройные, хорошо развитые ноги, небольшие, но округлые ягодицы и самое волнующее — высокая грудь.
Он был очень доволен матово-розовым оттенком ее кожи.
Такая кожа прекрасно отражает свет.
Наконец-то перед ним тело, достойное мрамора!
Огюст сделал с нее десятки набросков.
Он внушал себе, что смотрит на нее с профессиональным бесстрастием, но, когда она, повернувшись, улыбнулась ему смущенной улыбкой, он понял, что обманывает себя.
Эта девушка необычайно волновала его.
Вид ее обнаженного тела разжигал в нем страсть.
Он желал ее, как никогда еще не желал ни одну женщину.
Его влекла к нему сила, с которой не совладать.
В последующие недели работа настолько захватила Огюста, что он совсем не замечал окружающих.
Она вдохновляла его, и он упорно работал.
Но когда он начал гладить сначала ее руки, потом плечи, спину и ягодицы, чтобы убедиться, правильно ли уловил их линии, Камилла сжалась.