Женщины, которые вдохновляли

— У каждого скульптора есть свои привычки, — недовольно сказал он. — Если тебя это не устраивает, ты можешь уйти. Мне не нужна модель, которая беспокоится, не остыл ли обед на плите, или опасается за свою невинность…

Камилла ничего не сказала.

Но ее по-прежнему била дрожь.

В эту минуту она безумно хотела Родена, и очень боялась, что он не ответит на ее призыв.

Но она напрасно боялась.

Когда она в очередной раз проходила мимо него, Огюст, уже не в силах владеть собой, остановил ее.

Надо прикоснуться к телу, чтобы уловить ритм движений.

Он провел ладонями по талии, чтобы запомнить точно линию, ощутить пульсирующую плоть, неуловимый аромат ее кожи.

Прикосновение чудесных рук Огюста родило в Камилле бурную волну ответных чувств.

Под его руками тело ее трепетало.

Он должен взять ее, она возненавидит его, если он этого не сделает.

Она любила его и уже не боялась.

В порыве чувств Камилла прильнула к Огюсту.

Он повел ее наверх, в спальню.

Она вселяла в него новые силы и уверенность, и он стал таким, каким хотел быть, и это, пожалуй, важнее всего.

Камилла была благодарна Огюсту: он не был с ней груб, резок и поспешен в любви; он сумел провести ее сквозь опасности, которые таятся в невинности и неведении, с тактом и бережностью, чего она не ожидала.

Она наслаждалась полнотой переполнявших ее чувств, прижимала его сильные ладони к своим нежным щекам, целовала и ласкала их.

И когда он вдруг отстранился, это ее потрясло. Не успела она спросить, в чем дело, как Огюст зажег свечу, набросил на плечи блузу и поспешил вниз, разговаривая на ходу сам с собой.

Стоя перед последним наброском, он вдруг понял, в чем была ошибка.

Он так ушел в работу, что не заметил тоже спустившуюся Камиллу.

А когда заметил, сказал:

— Ты очень мила вот так, с распущенными волосами. Встань около станка и не снимай одеяла.

Камилла была потрясена и обижена.

Вместо того, чтобы говорить об их любви, Огюст думал о своей работе.

И это после всего, что только что произошло между ними.

Не обращая внимания на ее обиженное лицо, Роден быстро работал.

— Я, — вдруг сказал он, — допустил ошибку. — Я видел в тебе идеал, а не индивидуальность. Когда я лепил тебя, я не был достаточно уверен в себе, достаточно объективен. Мало сделать тебя «Весной» иди «Данаидой», нужно видеть тебя такой, какая ты есть. А я был рабом своих чувств, а не их хозяином!

Он принялся с увлечением работать.

Камилла с некоторой грустью смотрела на него.

Даже сейчас работа стояла для него на первом месте.

Похоже, он даже забыл, что несколько минут назад наслаждался ее прекрасным телом см такой стратсьтю, словно он никогда не имел женщин.

Впрочем, вдруг подумала она, его можно понять. Иначе, наверное, он не был бы Роденом.

В ту знаменательную для нее ночь, они работали почти рассвета.

Теперь Огюст каждый день лепил Камиллу.

Он разрешал ей работать над своими незаконченными статуями — чего не разрешал никому, — доверял лепить головы, руки и ноги своих фигур.

Он проводил с ней в новой мастерской все среды и субботы.

Присутствие Камиллы было для него радостью еще никогда им не изведанной.

Она была для него идеалом красоты, олицетворением всего, что он мечтал встретить в женщине, и только от одной ее улыбки он молодел.

Когда он бывал с ней, куда бы они ни ходили, Париж становился прекрасным, полным романтики, веселья и жизни.

Бродили ли они по площади Оперы, любуясь группой Карпо «Танец», или рассматривали статую Генриха IV на Новом мосту, обменивались ли мнениями о скульптурах в Люксембургском саду, включая и его собственную, он смотрел на прекрасный Париж новыми глазами.

Камилла ушла от родителей и сняла квартиру на том же Итальянском бульваре, где располагалась новая мастерская.

Так началась богатая событиями жизнь: они ходили на приемы, где Камилла познакомилась с известнейшими художниками, композиторами, поэтами и политиками того времени.

Они вместе посещают выставки, везде, где только можно, показывают свои работы.

Но личная жизнь двадцатичетырехлетней красавицы оставалась неустроенной: даже в окружении молодых и талантливых людей при Родене ей невозможно рассчитывать на перемену участи.

Очень скоро Роден понял, как он ошибался: Камилла и на самом деле была талантливой.

Когда она начала лепить его бюст, он сразу распознал в ней природный талант скульптора, но не ожидал встретить в ней женщину, которую страстно полюбит и с которой сможет делиться всеми помыслами.

А вот ее интеллект оставался для него самой настоящей загадкой.

К амилла была очень начитанна, хорошо образованна, лишена предрассудков, а ее суждения о многих вещах были всегда оригинальны.

Вскоре Роден предложил Камилле полноценную совместную работу, и знаменитые «Врата Ада» были выполнены с ее участием в качестве не только модели, но и форматора.

«Господин Роден, — писал по этому поводу биограф Клодель, Анн Дельбе, — обрел новую натурщицу, совершенную, как Ева, но только для него одного.

Ничего общего с другими…

Камилла — для него, с ним, она — натура, придающая цельность творцу, она — его творение».