За окном жизнь текла, как обычно: доносился крик разносчика овощей, посвистывание точильщика, привратники в синих блузах подметали улицы, полицейские в накидках следили за порядком.
— Ну как порадовал Розу? — с места в карьер начала Камилла.
— Я не был в Медоне, — солгал Роден. — Я был в Версале и Аржантейле. Повидался с Дега и Моне…
Камилла поморщилась, и Роден, понимая, что она не поверила ему, примирительно сказал:
— Оставим это! Давай лучше прокатимся в экипаже и спокойно обсудим все дела.
— А у меня к тебе, — насмешливо ответила Камилла, — только одно дело! И для того, чтобы обсудить его, вовсе не надо нанимать экипаж!
Понимая, о чем идет речь, Роден молчал.
— Так ты женишься на мне?
Он что-то невнятно пробормотал и умолк. Он не хотел выбора.
Более того, он не мог выбирать.
Выражение его лица, усталое, смущенное, сказало ей обо всем, но она все-таки спросила:
— Почему ты не оставишь ее? Ты ведь, кажется, ее не любишь?
— Не люблю? — переспросил Роден. — Не знаю, во всяком случае, не так, как тебя.
— Хватит, Огюст! — резко произнесла Камилла. — Мы не дети, и я устала от всех этих «люблю», «не люблю»!
Она помолчала и голосом, который заставил Родена похолодеть, сказала:
— В последний раз говорю тебе, Огюст, если ты не женишься на мне, мы расстаемся!
— Это шантаж? — вспыхнул начинавший заводиться Роден.
Камилла не ответила.
— Но я не могу ее бросить, она прожила со мной всю жизнь, она была моей…
— Я знаю, — неожиданно спокойно произнесла Камила, — я знаю, кем она была тебе. Служанкой! Точной такой же, какой для тебя являюсь и я! И именно поэтому я всегда должна терпеливо ждать тебя, подчиняться твоим желаниям. Я так больше не могу.
Камилла принялась собирать чемодан, вещи падали на пол, она поднимала их и снова пыталась втиснуть и без того уже полный чемодан.
Она намеренно тянула время, все еще надеясь на то, что Роден опомниться и не даст ей уйти. Однако тот наблюдал за ней с сумрачным лицом и не делал никакой попытки остановить ее.
И, как знать, может быть, он в глубине своей души хотел ее ухода. Все последнее время Камилла говорила только об их женитьбе, и ничего другого не желала слушать.
Но ему нечего было ответить ей, поскольку он твердо знал, что никогда и ни к кому не уйдет от Розы. А коль так, то не лучше ли было на самом деле закончить эту затянувшуюся мелодраму.
— Пойми, Огюст, — жалобно произнесла Камилла, обо всем догадавшаяся по его свинцовому молчанию, — я не могу больше терпеть…
— Но ведь ты была здесь счастлива, — наконец, произнес он.
Камилла горько усмехнулась.
О, да, она была здесь счастлива!
Но только так, как бывает счастлива любовница в начале романа, когда ни она, ни ее возлюбленный не задумываются о своем будущем.
Тогда она даже не вспоминала о том, что у Огюста есть жена.
Но со временем Роза превратилась для нее в какое-то чудовище, которое мешала ей жить.
Хотя она прекрасно понимала, что дело было не в Розе, а в самом Родене, который, как ей теперь казалось, прекрасно устроился в жизни.
У него была прекрасная молодая любовница, с которой ему было хорошо, и вечно заботливая жена, которую он не собирался оставлять.
Она вздохнула.
И еще у него было его искусство, которому он отдавал всего себя без остатка.
А она пожертвовала собой ради него, ради этого проклятого «Поцелуя», и в результате у нее не было ничего.
Ни мужа, ни карьеры, ни детей.
Она взглянула на Родена так, словно по-настоящему только сейчас увидела его.
Перед ней стоял самый обыкновенный эгоист, который все и всех заставил служить себе.
За все эти годы он ни разу не пожалел ее и не подумал о ее будущем.
Он и сейчас ничего не понимал в том, что происходило в ее душе, и продолжал думать только о себе.
Это надо же додуматься: «Давай прокатимся в экипаже и спокойно поговорим обо всех делах!»
Роден, не зная, что говорить, молчал.
Его рука поглаживала фигуру Евы в «Руке бога», для которой она была моделью.
Камилла а почувствовала безысходную тоску. Боль сжала ей горло.
«Никогда, — с горечью подумала Камилла, — я не владела его помыслами так, как вот эта, да и любая из его статуй. Чувственное желание владело им, и я всегда уступала этой страсти. И вот теперь я наказана за то, что любила его больше, чем он меня».
Понимая, что Камилла сейчас уйдет, Роден все-таки не выдержал.
— Ты должна подождать еще немного, — сказал он. — Я что-нибудь придумаю.
И по тому, как произнес эти слова, Камилла окончательно поняла, что ждать ей не надо и что ничего он не придумает.
«Я не существую для него больше, — подумала она, — ничто не существует для него, кроме работы».
Отчаяние захлестнуло ее. Она взяла чемодан и направилась к двери.
— Я ухожу…
Роден стал умолять ее, а просто загородил путь. Он всегда так делал в таких случаях, и Камилла всегда уступала. Но сегодня она сдаваться не собиралась. Какая-то странная сила влекла ее прочь от этой мастерской и того, кто предал ее.
— Дай мне пройти, — попросила она.
Но даже сейчас в глубине е души жила надежда на то, что он все поймет и не пустит ее. Но он не понял и отошел медленно, неохотно.