Женщины, которые вдохновляли

Но в 30-е годы века XIX века во Франции следование долгу уже начинало вытесняться следованием своим желаниями, и категоричное «надо» сменилось романтическим «я хочу».

Аврора чутко уловила эти изменения. Летом в свои имения приезжали студенты, начинающие литераторы, юристы, и Аврора каждый вечер отправлялась верхом к своим новым знакомым. Мужа она даже не ставила в известность.

Эти знакомые считали себя последователями Гюго, Сен-Симона, Фурье и вскружили ей голову новой и теперь уже романтической философией.

Оно и понятно!

Ведь теперь интересы общества сосредоточились на человеческих страстях, безрассудстве, потакании своим желаниям и подробном исследовании смены настроений.

Сенсимонисты проповедовали законность наслаждения, приветствовали дерзкие опыты в области чувств и презирали буржуазные условности.

Затем случилось то, что и должно было случиться: — будущий юрист 19-летний Жюль Сандо, слывший отчаянным вольнодумцем, страстно влюбился в Аврору.

Мечтательный хрупкий блондин с завитыми волосами, не любивший ни охоты, ни шумных сборищ и предпочитавший уединение и книгу, он как нельзя лучше олицетворял собой романтического героя.

«Маленький Жюль», как Аврора стала называть Сандо, приходил к ней на свидания в уединенные места огромного парка, а иногда и домой. Именно он стал внушать Авроре популярные тогда идеи Шатобриана.

— Только в красоте земли, природы и любви, — повторял Жюль слова знаменитого философа, — вы найдете элементы силы и жизни для того, чтобы воздать хвалу Богу…

Бросаемые им зерна ложились на благодатную почву, и очень скоро Аврора решила, что никогда и ни перед кем притворяться больше не будет.

В июле 1830 года грянула революция.

Аврора плохо разбиралась в политике, но и ее опьянили восторженно повторяемые друзьями слова «свобода» и «республика».

Спавшая энергия Авроры пробудилась вместе с революцией — первой из череды тех, что ей доведется пережить на своем веку.

Она почувствовала тайное родство этого общественного бунтарства с ее личным внутренним бунтарским духом.

Более того, в ней проснулся эпистолярный дар, и в духе неспокойного времени Аврора сочиняла длинные письма своим друзьям в Париж.

Что же касается мужа, то он стал во всем ей помехой, и она решила расстаться с ним.

— Я переезжаю в Париж, — заявила она Казимиру. — Я хочу жить одна и требую, чтобы ты выделил мне пенсион. Дети останутся в Ноане!

Казимир был поражен неслыханной дерзостью жены, но спорить не стал.

В самый разгар театрального сезона 1831 года в партере среди мужчин стала регулярно появляться женщина в рединготе серого сукна, с шерстяным платком на шее, в брюках и вызывающих сапожках на маленьких ногах.

Конечно, на нее смотрели: кто с удивлением, а кто и с испугом. Однако Аврору, а это была, конечно, она, эти взгляды не смущали, и она продолжала наслаждаться завоеванной ею вместе с революцией свободой.

Она поселилась с Жюлем Сандо в небольшой мансарде на набережной Сен-Мишель, куда вскоре забрала дочь, и даже не пыталась хоть как-то соблюсти приличия.

Теперь она полностью расслабилась, считая, что все, что она делает, не столько эксцентрично, сколько честно.

— Думайте обо мне все, что хотите, — как бы заявляла она, — а я буду вести себя так, как хочу!

С помощью Жюля, который обнаружил в себе к тому времени литературные таланты, она начала писать свой первый роман «Роз и Бланш».

Книга вышла под именем Ж. Сандо и неожиданно для всех имела большой успех.

Аврора с удивлением обнаружила, что пишет очень легко, темы, сюжеты и образы героев без малейших усилий рождаются в ее голове и так же непринужденно ложатся на бумагу.

Она предложила Жюлю подписать их общим именем и написанный ею роман «Индиана», однако тот отказался, поскольку не написал в ее новом произведении ни единого слова.

Тогда Аврора и придумала себе псевдоним Жорж Санд, который очень быстро стал знаменитым.

Романтическое бунтарство ее героинь пришлось явно ко времени, и романы новоявленного Жоржа принимались на ура.

Отныне она стала ставить в мужской род все относящиеся к себе прилагательные. Это казалось ей остроумным и многозначительным. Взяв мужское имя, она как бы вывела себя за рамки женского сообщества и присвоила себе права и свободы мужчин.

Более того, Аврора очень надеялась на то, что у Жорж Санд будет иная судьба, нежели у Авроры Дюдеван.

Конечно, не всем нравилось ее превращение, и недоброжелатели (а их у Санд, как и у всякого писателя, хватало), начали самую настоящую травлю, упрекая автора в дерзости и мужеподобности.

Не остался в стороне даже сам Бальзак, который писал графине Ганской, насколько антипатична ему эта «мужиковатая дама с властным низким голосом и крупными чертами лица».

Но как бы там не было, Санд стала достопримечательностью Парижа. Ей одной было дозволено принимать посетителей в шелковом халате и турецких туфлях без каблука и задника, курить вишневую трубку и вставлять в беседу крепкие словечки.

Дозволялось ей иметь и менять любовников у всех на виду. Она оправдывала любую связь — если она бескорыстна и вызвана сильным чувством.