Довольно подробно Ахматова описала только свою комнату в старом Царскосельском доме на углу Широкой улицы и Безымянного переулка: «Кровать, столик для приготовления уроков, этажерка для книг. Свеча в медном подсвечнике. В углу — икона. Никакой попытки скрасить суровость обстановки — безделушками, вышивками, открытками…»
«Мои первые воспоминания, — писала Ахматова в своей биографии, — царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал и нечто другое, что вошло впоследствии в „Царскосельскую оду“».
Через много лет Ахматова не раз — и в стихах, и в прозе — вернется к Царскому Селу.
Оно было для нее, по ее словам, таким же источником жизни и вдохновения, каким был Витебск для Шагала.
В Царском Селе она любила не только огромные влажные парки, статуи античных богов и героев, дворцы, пушкинский Лицей, но хорошо помнила казармы, мещанские домики, серые заборы и пыльные окраинные улочки.
Ее темные волосы с прямой короткой челкой, ниспадающая шаль и тихий голос, замерший в полумраке комнат на «Башне» открывали дверь в сумеречный мир Петербурга «Серебряного века».
Величавость и аристократизм облика Ахматовой навсегда повенчали ее с Петербургом.
Ее поэзия — призрачная гармония гранитных набережных, тусклых фонарей, торжественных фонтанов и античных статуй, львов и грифонов Петербурга, где симметричная красота распадается в импрессионизме утреннего тумана, а нежность и отчужденность соприкоснувшись, растворяются друг в друге.
Но в стране детства и юности Анны Ахматовой вместе с Царским Селом были и другие места, которые сыграли известную роль в ее поэтическом становлении.
Это был, в первую очередь, Крым, и в одной из автобиографических заметок Ахматова писала, что Царское Село, где проходил гимназический учебный год, чередовалось у нее со сказочными летними месяцами на юге — «у самого синего моря».
Вторая встреча двух будущих знаменитых поэтом произошла на катке. Николай был поражен сноровкой и физической выносливостью Анны.
На Пасху 1904 года Гумилевы давали бал, в числе приглашенных гостей была Анна Горенко.
Николай весь вечер не отходил от нравившейся ему девушки, и с того дня начались их регулярные встречи.
Надо ли говорить, что отныне все выходившие из-под его пера стихи были посвящены только одной девушке на свете — Анне.
Какое-то время они были неразлучны.
Они посещали все литературные вечера в ратуше, залезали на Турецкую башню, посещали студенческие вечера в Артиллерийском собрании, участвовали в благотворительном спектакле и принимали участие в нескольких спиритических сеансах, хотя относились к ним весьма иронически.
Они читали друг другу свои произведения, обсуждали все новое в поэзии, спорили, ругались, мирились и все более привязывались друг к другу.
На одном из концертов Гумилев познакомился с Андреем Горенко, братом Анны.
Они подружились и любили обсуждать стихи современных поэтов.
В 1905 году она с матерью и сестрами уехала в Евпаторию.
Отец остался в Петербурге.
Семья распалась.
Об отце Ахматова почти ничего не написала, кроме горьких слов о развале семейного очага после его ухода.
Гимназический курс в ту зиму Анна осваивала дома из-за болезни.
Зато любимое море шумело все время рядом, оно успокаивало, лечило и вдохновляло.
«В 1905 году мои родители расстались, — писала она, — и мама с детьми уехала на юг.
Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и писала великое множество беспомощных стихов.
Отзвуки революции Пятого года глухо доходили до отрезанной от мира Евпатории…»
Последнее утверждение выглядит довольно странно.
Насколько известно из истории, 1905 и 1906 годы в Евпатории были отмечены бурными революционными событиями.
И, тем не менее, Анна не замечала ничего.
Почему?
Причина могла быть только одна.
Любовь, и отнюдь не к Николаю Гумилеву.
О том, что тогда творилось в душе Анны, можно узнать из чудом сохранившегося письма к С. Штейну, написанного в 1905 году.
Судя по нему, Анна была страстно влюблена во Владимира Викторовича Голенищева-Кутузова.
Из тех же писем можно узнать и о том, что и два года спустя мысли Анны были все еще заняты этим человеком.
Что касается «великого множества беспомощных стихов», то по их поводу подруга Ахматовой В. Срезневская вспоминала: «Анна свои ранние стихи, к сожалению, не сохранила, и потому для исследователей ее творчества навеки утеряны истоки прекрасного таланта».
Скорее всего, это произошло потому, что эти стихи и письма были уничтожены только потому, что содержали слишком личное, сокровенное, о чем Анне не хотелось делиться со всем миром.
Дача, которую нанимали когда-то ее родители в одесском пригороде, стояла в глубине очень узкого, ведущего вниз к морю участка земли, а морской берег там крутой, и рельсы паровичка шли по самому краю обрыва.
Когда Ахматовой было 15 лет, ее семья жила в пригородном местечке Лустдорф.
Как-то, проезжая мимо этого места, мать предложила Анне сойти и посмотреть на дачу местного богача Саракини.