Женщины, которые вдохновляли

— Здесь, — неожиданно для матери вдруг сказала Анна, — когда-нибудь будет мемориальная доска…

Ожидавшая восхищений по поводу на самом деле красивой дачи мать нахмурилась.

— Как же я плохо тебя воспитала! — сказала она.

Именно тогда Анна полюбила античный Херсонес, его белые руины, словно остановившие бег времени.

Там по горячим камням быстро скользили ящерицы и свивались в красивые кольца маленькие тонкие змейки.

Эти камни когда-то видели, возможно, Одиссея и его спутников, а Черное море выплескивало волны с той же мерностью гекзаметра, что и Средиземное, подсказавшее этот великий размер слепому Гомеру.

Дыхание вечности, исходившее от горячих камней и столь же вечного, нерушимого неба, касалось щек и рождало мысли, эхо которых будет отдаваться в ее творчестве долгие годы — вплоть до старости.

Анна научилась плавать и плавала так хорошо, словно морская стихия была для нее родной.

Обожженная солнцем, ставшая черной, с выгоревшей косой, царскосельская гимназистка с наслаждением сбрасывала с себя тяготившие ее условности Царского Села, все эти реверансы, чинность, благовоспитанность, став, как она сама себя назвала в поэме, «приморской девчонкой».

Корней Чуковский пишет, что Ахматова «в детстве была быстроногой дикаркой — лохматой, шальной. К огорчению родителей, целыми днями пропадала она у скалистых берегов Херсонеса, босая, веселая, вся насквозь опаленная солнцем».

«И тут, — вспоминала о тех счастливых днях сама Ахматова, — появлялось чудовище — я, лохматая, босая, в платье на голом теле.

Я прыгала в море и уплывала часа на два. Возвращаясь, надевала платье на голое тело и кудлатая, мокрая, бежала домой».

И никому из видевших эту картину не приходило в голову, что это «чудовище» читает в оригинале Бодлера и наслаждается музыкой его стиха.

Если перечитать ее ранние стихи, в том числе и те, что собраны в первой книге «Вечер», считающейся петербургской, то в них можно найти много южных переживаний.

Это говорит лишь о том, что Ахматова никогда не порывала свою внутреннюю связь с любимым Черным морем.

Ну а что же Николай Гумилев, оставленный Анной в сыром Петербурге?

Он не забыл ее и прислал ей в Евпаторию свой первый стихотворный сборник «Путь конквистадоров».

Официально была посвящена брату Анны Андрею, но Николай не сомневался, что его сестра легко поймет тайнопись его поэтических строк.

Анна поняла. Следы этой расшифровки можно увидеть на одном из уцелевших экземпляров книги, где рукой Ахматовой, уже после гибели Гумилева, возле некоторых стихотворений проставлено лаконичное «мне».

Вскоре Николай уехал в Париж и поступил в Сорбонну. В начале мая 1907 года Гумилев вернулся в Россию для отбытия воинской повинности, но был освобожден по причине астигматизма глаз.

Тогда он отправился в Севастополь, где на даче Шмидта Горенко проводила лето.

Он продолжил свои ухаживания.

Для Анны же все это была игрой.

А он требовал клятв верности и торжественного обещания, что она станет его женой.

Длинноногая русалка смеялась в ответ. Ласково, но смеялась.

Если верить близкой подруге Ахматовой Срезневской, Гумилев никогда не нравился ей. Сама Ахматова называла его в своих стихах «серым лебеденком», превратившимся впоследствии в лебедя надменного:

В ремешках пенал и книги были,
Возвращалась я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
Нашей встречи, мальчик мой веселый.
Только, ставши лебедем надменным,
Изменился серый лебеденок.
А на жизнь мою лучом нетленным
Грусть легла, и голос мой незвонок.

Слыша ее смех, бледное лицо Николая бледнело еще больше.

То были грозные симптомы, но Анна не придавала им значения, у нее и в мыслях не было, во что это может обернуться.

Спустя десять лет Гумилев так написал о своем наваждении:

Я женщиною был тогда измучен
И ни соленый свежий ветер моря,
Ни грохот экзотических базаров,
Ничто меня утешить не могло.

«Он, — говорила Анна брату своей старшей сестры, — пишет мне непонятные слова. Он так любит меня, что даже страшно».

И когда Анна ответила отказом на сделанное молодым поэтом предложение, Николай решил покончить с собой, однако по каким-то ведомым только ему причинам утонуть так и не смог.

В подавленном настроении он вернулся в Париж, где друзья делали все возможное, чтобы отвлечь его от грустных мыслей.

Конечно, ему было нелегко в то время, но писать он не бросил.

Трудно сказать, что думал в то время сам Гумилев, но то, что все написанное им тогда было сделано под влиянием его любви, несомненно.

И когда в начале 1908 года вышла книга его новых стихов «Романтические цветы», он посвятил ее Ахматовой.

По всей видимости, Николай очень надеялся на то, что новое признание в любви смягчит его мучительницу.

Но не тут-то было.