Женщины, которые вдохновляли

Конечно, в ее знаменитом очерке «О Гумилеве» сказано далеко не все, но даже по тем намекам, которых в очерке предостаточно, многое проясняется для тех, кто умеет читать между строк.

«Невнимание критиков и читателей безгранично, — писала Ахматова о Гумилеве, которого она считала самым непрочитанным поэтом. — Что они вычитывают из молодого Гумилева, кроме озера Чад, жирафа, капитанов и прочей маскарадной рухляди?

Ни одна его тема не прослежена, не угадана, не названа. Чем он жил, к чему шел?

Как случилось, что из всего вышеназванного образовался большой замечательный поэт, творец „Памяти“, „Шестого чувства“, „Трамвая“ и тому подобных стихотворений?

Машу Кузьмину — Караваеву, которая его не любила, он ни в чем не попрекает, а только благословляет и живую и мертвую. До самого конца.

Когда в 1910 году встречали двадцатилетнюю жену Н. Гумилева, бледную, темноволосую, очень стройную, с красивыми руками и бурбонским профилем, то едва ли приходило в голову, что у этого существа за плечами уже очень большая и страшная жизнь, что стихи 10–11 годов не начало, а продолжение.

Единственным близким человеком в доме для Николая Степановича была мать.

Об отце он вообще никогда не говорил, над Митей открыто смеялся и так же открыто презирал.

У Веры Алексеевны Неведомской был, по-видимому, довольно далеко зашедший флирт с Николаем Степановичем, помнится, я нашла не поддающееся двойному толкованию ее письмо к Коле, но это уже тогда было так не интересно, что об этом просто не стоит вспоминать.

Гумилев — поэт еще не прочитанный. Визионер и пророк. Он предсказал свою смерть с подробностями вплоть до осенней травы.

Когда он предложил Л. Рейснер жениться на ней, а она стала ломать руки по моему поводу, он сказал: „Я, к сожаленью, ничем не могу огорчить мою жену“.

К стихам Гумилева никто особенно внимательно не относился (всех привлекает и занимает только экзотика) и героиня казалась вымышленной. А то, что это один и тот же женский образ (возникший еще в „Пути конквистадоров“), а иногда просто портрет, никому и в голову не приходило.

Кроме напечатанных стихотворений того времени существует довольно много в письмах к Брюсову стихов, где эта тема звучит с той же трагической настойчивостью.

Это ожесточенная „последняя“ борьба с тем, что было ужасом его юности — с его любовью.

Поразительно, как девочка, 10 лет находившаяся в непосредственной близости от такого властного человека и поэта, наложившего свою печать на несколько поколений молодых, ни на минуту не поддалась его влиянию и, наоборот, он от внимательного наблюдения за ее творчеством как-то изменился.

Я делаю это не для себя, но неверное толкование истоков поэзии Гумилева, это отсечение начала его пути, ведут к целому ряду самых плачевных заблуждений.

Выбросить меня из творческой биографии Гумилева так же невозможно, как Л. Д. Менделееву из биографии Блока.

Из этого следует, что из этой любви вырос поэт».

Даже прочитав эти отрывки, можно понять, что так властно вошедшая в жизнь Гумилева Анна Ахматова было для него не только Музой, но и крестом, тяжелым и трагическим.

Можно догадаться и о его страстном желании сбросить с себя этот груз и раз и навсегда освободиться от той самой любви, которая в начале его пути освещала ему его, а затем превратилась в неподъемную ношу.

Но в то же самое время не возникает сомнения в той огромной роли, которую Ахматова сыграла в творчестве Николая Гумилева.

И вряд ли мы ошибемся, если предположим, что без нее это был бы, по всей видимости, совсем другой Гумилев.

В отличие от своего бывшего мужа, Ахматова прожила долгую жизнь.

В ней было все: взлеты, падения и гонения.

Но она с честью выдержала все выпавшие на ее долю испытания, не сломалась и не пошла на поводу у проповедников социалистического реализма.

Более того, в ее поэзии появились новые интонации скорбной торжественности.

«Голос отречения, — писал Мандельштам, — крепнет все более и более в стихах Ахматовой, и в настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России».

После Октябрьской революции Ахматова не покинула Родину, оставшись в «своем краю глухом и грешном».

Стихотворения тех лет, с одной стороны, пронизаны скорбью о судьбе родной страны, с другой, в них ясно звучит тема отрешенности от суетности мира, а мотивы «великой земной любви» окрашиваются настроениями мистического ожидания «жениха».

Ее размышления о поэтическом слове и призвании поэта одухотворены пониманием творчества как божественной благодати.

Отдала она должное и любовной лирике.

Любовь у Ахматовой почти никогда не предстает в спокойном ожидании.

Чувство, само по себе острое и необычайное, получает дополнительную остроту и необычайность, появляясь в предельном кризисном выражении — взлета или падения, первой пробуждающейся встречи или совершившегося разрыва, смертельной опасности или смертной тоски.

— Оно, — сказал А. Твардовский о ее творчестве, — отличается необычайной сосредоточенностью и взыскательностью нравственного начала.

Пыталась Ахматова устроить личную жизнь и имела несколько бурных романов.