И вдруг запись иного характера, запись, датированная 13 июня: «…Ездил в Червленную, напился, спал с женщиной; все это очень дурно и сильно меня мучает. Еще ни разу не проводил я больше 2 месяцев хорошо – так, чтобы я был доволен собою. Вчера тоже хотел. Хорошо, что она не дала. Мерзость! но пишу это себе в наказание…».
Дурно поступил! Но ведь осуждал себя! Но с другой стороны – он молод, он в том возрасте, когда природа требует близости с женщиной. И вдруг появляется такая возможность. И что же? Нет, нет и нет – скажут фарисеи. А Лев Толстой размышлял: «Зачем так тесно связана поэзия с прозой, счастие с несчастием? Как надо жить? Стараться ли соединить вдруг поэзию с прозой, или насладиться одною и потом пуститься жить на произвол другой? В мечте есть сторона, которая лучше действительности; в действительности есть сторона, которая лучше мечты. Полное счастие было бы соединение того и другого».
Нельзя-то нельзя, но ведь на Кавказе вместе с ним проходили службу молодые, сильные, пышущие здоровьем люди. Они оказались вдали от своих домов, от привычных обществ, от друзей и подруг. Многие были холостыми. Они скучали без женского общества и находили это общество кто как мог. Лев Толстой записывал в дневник такие вот эпизоды: «Джеджанов (казачий офицер.
Сделал над собой усилие, ушел. Но не всегда мог сделать усилие, ведь закон природы распространялся и на него.
20 марта 1852 года отметил: «Сколько я мог изучить себя, мне кажется, что во мне преобладают 3 дурные страсти: игра, сладострастие и тщеславие. Сладострастие имеет совершенно противоположное основание: чем больше воздерживаешься, тем сильнее желание. Есть две причины этой страсти: тело и воображение. Телу легко противостоять, воображению же, которое действует и на тело, очень трудно. Средство против как той, так и другой причины есть труд и занятия, как физические – гимнастика, так и моральные – сочинения. Впрочем, нет. Так как это влечение естественное и которому удовлетворять я нахожу дурным только по тому неестественному положению, в котором нахожусь (холостым в 23 года), ничто не поможет, исключая силу воли и молитвы к Богу – избавить от искушения. Я имел женщину в сентябре – в конце, и еще в Тифлисе 4 месяца тому назад».
Не так уж и часто для молодого человека. Совсем уж не часто. Причем ведь никого не приходилось принуждать, никого не приходилось соблазнять, применяя изощренные формы. В прифронтовой полосе всегда достаточно таких женщин, которые не против этаких отношений.
А вот запись от 30 марта 1852 года. «День Пасхи. – Спал хорошо и встал поздно, в 10 ч. Я имею иногда глупость, с целью испытать, не уничтожились ли во мне производительныя силы, есть очень много горячительного – это я сделал и вчера; поэтому у меня была п(…) и я был беспокоен целой день. – Нужно стараться как можно меньше возбуждать сладострастие».
А 5 апреля и вовсе отправился за приключениями, хотя сам же и осудил себя за слабость: «О срам! ходил стучаться под окна Касатки. К счастию моему она меня не пустила». Радовался, что все сорвалось, но ведь 11 апреля снова отправился к ней: «Ходил стучаться к Касатке, но к моему счастию мне помешал прохожий. Я не здоров… и… расширение жил, – должно быть от воздержания…»
Это теперь даже статистика используется медициной для доказательств вреда воздержания, а в ту пору человек доходил сам, своим умом до понимания того, что все, созданное и задуманное природой, не может не выполняться.
Даже болезни, которые время от времени приходили, когда из-за непривычного климата, когда от иных причин, не могли сдержать.
12 апреля Лев Толстой записал: «Я чувствовал себя нынче лучше, но морально слаб и похоть сильная».
Но так что же это? Лицемеры скажут – озабоченность! Но, позвольте, еще раз напомню – человеку 23 года, самый расцвет сил, время любить, ну и время иметь то необходимое общение с прекрасным полом, которое определено природой.
Как решался «женский» вопрос на Кавказе?
Можно ли осуждать Льва Толстого за его признания о постоянном желании женщины? Тема-то серьезна, тема важная, особенно для воинства, находящегося в походах и боях. На Кавказе этим пользовались аборигены, зарабатывая на ней барыши.
Вот что писал автор биографической книги о Ермолове Александр Георгиевич Кавтарадзе, отечественный военный историк: «Ермолов, будучи на Кавказе, трижды заключал так называемый кебинный брак с местными жительницами, который допускался мусульманскими обычаями. От этих браков Ермолов имел пятерых сыновей и дочь».