Женщины Льва Толстого. В творчестве и в жизни

Но это все эмоции. А как складывалась семейная жизнь, как Лев Толстой добивался, чтобы жена соответствовала тем идеалам, которые он создал в своем сознании? Илья Владимирович Толстой в своей книге рассказал об этом: «Постепенно Лев Николаевич втягивает ее в свой круг интересов и радуется тогда, когда встречает готовность ее разделить их с ним. Она не лишена литературного дарования, много читает, занимается под его руководством английским языком, чтобы узнать английских авторов в подлиннике. В его отсутствие она ходит на скотный двор, следит, хорошо ли ухожены коровы, быки, лошади, опоросились ли свиньи, правильно ли кормят животных. Вела подсчет удоев, наблюдала как сбивают масло, готовят творог, сметану. Ее мутит и тошнит от запаха свинарника с непривычки, но муж просил понаблюдать уход за скотиной, и она, превозмогая брезгливость городской барышни, добросовестно выполняет его поручения. Не любила она этой работы, и Лев Николаевич большим хозяйством занимался обычно сам».

Брак и надежды на счастье

Известно, что семью скрепляют дети. 28 июня 1863 года у Льва Николаевича и Софьи Андреевны Толстых родился первенец, мальчик, которого назвали Сергеем. И Лев Николаевич вдруг понял, что его дневник – это не только для него самого и не для его супруги. Это и для сына. Что настанет время, когда и сын будет читать написанное.

5 августа он отметил: «Я пишу теперь не для себя одного, как прежде, не для нас двух, как недавно, а для него…».

Ну что ж, в семейной жизни и не бывает все гладко. Толстой с огорчением писал: «Ее характер портится с каждым днем, я узнаю в ней и Поленьку (Перфильеву) и Машеньку (Мария Николаевна) с ворчаньем и озлобленными колокольчиками. Правда, что это бывает в то время, как ей хуже; но несправедливость и спокойный эгоизм пугают и мучают меня. Она же слыхала от кого-то и затвердила, что мужья не любят больных жен, и вследствие этого успокоилась в своей правоте. Или она никогда не любила меня, а обманывалась. Я пересмотрел ее дневник – затаенная злоба на меня дышит из-под слов нежности. В жизни часто то же. Если это так и все это с ее стороны ошибка – то это ужасно. Отдать все – не холостую кутежную жизнь у Дюссо и метресок, как другие женившиеся, а всю поэзию любви, мысли и деятельности народной променять на поэзию семейного очага, эгоизма ко всему, кроме к своей семье, и на место всего получить заботы кабака, детской присыпки, варенья, с ворчаньем и без всего, что освещает семейную жизнь, без любви и семейного тихого и гордого счастья».

Вот они, первые переживания. Холостому плохо, а женатому?… Лев Николаевич Толстой сам однажды пришел к такому выводу:

«Главная причина семейных несчастий та, что люди воспитаны в мысли, что брак дает счастье. К браку приманивает половое влечение, принимающее вид обещания, надежды на счастие, которое поддерживает общественное мнение и литература, но брак есть не только не счастье, но всегда страдание, которым человек платится за удовлетворение полового желания, страдание в виде неволи, рабства, пресыщения, отвращения, всякого рода духовных и физических пороков супруга, которые надо нести, – злоба, глупость, лживость, тщеславие, пьянство, лень, скупость, корыстолюбие, разврат – все пороки, которые нести особенно трудно не в себе, в другом, а страдать от них, как от своих…»

Конечно, в этом определении многое самого Толстого и его семьи не касается, но он сказал в общем, и в общем это все перечисленное случается, увы, не так уж редко.

А в той записи, о которой шла речь, он привел некоторые моменты, коробившие его: «…с утра я прихожу счастливый, веселый, и вижу графиню, которая гневается и которой девка Душка расчесывает волосики, и мне представляется Машенька в ее дурное время, и все падает, и я, как ошпаренный, боюсь всего и вижу, что только там, где я один, мне хорошо и поэтично. Мне дают поцелуи, по привычке нежные, и начинается придиранье к Душке, к тетеньке, к Тане, ко мне, ко всем, и я не могу переносить этого спокойно, потому что все это не просто дурно, но ужасно, в сравнении с тем, что я желаю. Я не знаю, чего бы я не сделал для нашего счастия, а сумеют обмельчить, опакостить отношения так, что я как будто жалею дать лошадь или персик. Объяснять нечего. Нечего объяснять… А малейший проблеск понимания и чувства, и я опять весь счастлив и верю, что она понимает вещи, как и я. Верится тому, чего сильно желаешь. И я доволен тем, что только меня мучают».

И переживания уже не оттого, что один, не оттого, что холостяцкая жизнь лишает возможности быть удовлетворенным в своих желаниях, а по другим причинам: