Женщины-масонки

– Благодарю вас!– воскликнул Филипп, восхищенный благородством девушки.– Ваши слова исцелили бы мои раны, если бы я был ранен, но от вашей матушки я стерплю все без единой жалобы.

– Быть может, вы пострадаете больше, чем думаете,– отвечала она с робкой улыбкой.

– Пусть так! – сказал Филипп.– Разве с сегодняшнего дня не будет у меня верного средства от всех страданий?

– Какого средства? – с волнением спросила она.

– Это средство – воспоминание о том мгновении, когда вы удостоили меня своим благосклонным вниманием,– отвечал Филипп Бейль.

Появление гостей разлучило его с Амелией.

Сердце Амелии затрепетало при последних словах молодого человека.

Ей было почти отрадно расстаться с ним.

Но прежде, чем расстаться, она послала ему один из тех взглядов, которые передают другому всю душу и которые стоят многих слов.

Филипп смотрел ей вслед, не в состоянии двинуться с места; он напоминал человека, которого внезапно сразил паралич.

Его толкали – он этого не замечал. С ним заговаривали – он не отвечал.

Наконец, придя в себя, он выбежал из дворца герцога Гаврского и зашагал по Парижу; это было безумное, беспорядочное хождение, в которое пускаются те, кого настигло неимоверное счастье; то хождение, когда люди идут без цели, не обращая ни малейшего внимания на грязные, темные улицы, громко разговаривая сами с собою, обращаясь к стенам, улыбаясь звездам, с непокрытой головой, с бешено бьющимся сердцем и когда кровь горячо струится у них в жилах; эта ходьба пожирает целые мили, оставляет позади предместья и заставы; порой человек внезапно останавливается, чтобы принять какое-то решение, чтобы мысленно преодолеть какое-то препятствие, о котором он не подумал прежде; но, приняв решение и преодолев препятствие, он еще быстрее продолжает свой путь с победоносным взглядом, с театральными жестами, то и дело вскрикивая от радости; счастье дает ему силы для неутомимой ходьбы, и он все ходит и ходит, как Агасфер!

Было уже совсем светло, когда он поднялся в свою комнату на улице Вентимиля.

Тут Филипп Бейль избавился от наваждения. Он заново родился, родился для новой жизни, для новых чувств, благодаря энергичному содействию графа д'Энгранда он получил множество других приглашений, предоставлявших ему возможность встречаться с Амелией. И каждый раз юная девушка, казалось, была счастлива его видеть, но каждый раз ледяной взгляд матери заставлял ее удерживать порывы своего сердца.

И в то время, как встречи с Филиппом превратились в источник радости для Амелии, они стали источником неотвязной тревоги для графини. Сначала она была поражена и возмущена тем, что в самых аристократических, самых пуританских гостиных принимают этого молодого человека, словно он обладал волшебным талисманом из арабских сказок. Но ее изумление и ее гнев не имели границ, когда на званом обеде, который давал датский консул – один из ее родственников,– она рядом с собою увидела господина Филиппа Бейля.

XI СЕМЕЙНАЯ СЦЕНА

Через несколько дней после этого обеда граф д'Энгранд получил письмо, заключавшее в себе нижеследующую настоятельную просьбу:

«Мой дорогой и добрый папа!

Мне совершенно необходимо Вас видеть. Приходите завтра вечером, в то время, когда матушка удаляется к себе.

Пройдите в садовую калитку – Вы знаете, что из сада есть выход на улицу Сент-Оноре. Не звоните, а постучите: Тереза будет стоять на страже.

Ах, дорогой папа! Зачем судьба заставляет меня прибегать к таким чуть ли не романтическим способам, чтобы видеть Вас и говорить с Вами!

До завтра; принесите с собой все сокровища Вашей доброты и снисходительности для Вашей почтительной дочери Амелии».

Сад особняка д'Энграндов занимал весьма обширное пространство.

Когда пробило половину десятого, граф д'Энгранд был у той самой калитки, о которой писала ему Амелия.

Выполняя указания дочери, он постучал.

Тереза открыла в ту же минуту, но, отступив, с удивлением воскликнула:

– Ах, ваше сиятельство! Вы не одни?

Позади графа д'Энгранда действительно маячила тень; это был какой-то мужчина.

– Да! Я, безусловно, не один, это мне отлично известно,– отвечал граф.– А как ты думаешь: неужели я, в моем возрасте, да еще ночью, побегу по улицам без спутника?

Он вошел в сад.

Мужчина вошел вслед за ним.

Калитка закрылась за ними.

– Сейчас доложу барышне,– сказала Тереза.

– Беги, дитя мое, да побыстрее: ведь эти осенние вечера холодные, а от деревьев тянет сыростью, и это опасно для здоровья. Б-рр!… Плохо было бы мое дело, если бы я в былые времена вздумал петь здесь серенады!

Горничная быстро удалилась.

Граф д'Энгранд повернулся к своему спутнику.

– Дорогой мой!– сказал он.– Приношу вам мою глубочайшую благодарность за то, что вы проводили меня сюда, это очень любезно с вашей стороны. Откровенно говоря, вы поступили как преданный друг.

– Нет, граф, это мой долг перед самим собою. Как только, выходя из Клуба, вы объявили мне о своем намерении, я уже не колебался.