Женщины принца Сигваля

Снова стоит у двери. Там говорят о чем-то, но тише, их меньше, не так много, как сначала.

Как он?

Что теперь будет?

К окну, от окна, на кровать и к двери снова…

Потом разговоры у Сигваля затихают, тихо хлопает входная дверь. И шаги.

К ней.

Поворот ключа.

Сигваль.

Он стоит в дверях, чуть покачиваясь, зеленый такой, что краше в гроб кладут… Но как-то неуловимо, по его взгляду, Оливия понимает, что все позади.

Рывком кидается к нему на шею, обнимает.

— Всё, все ушли, — тихо говорит Сигваль, устало.

— Как ты? — она гладит его по плечам, по спине, едва не плача. — Что это было?

Он него пахнет мылом и всякими снадобьями.

— Все хорошо, — тихо говорит он. — А ты? Испугалась? Прости… не самая удачная брачная ночь.

Он еще смеется… Все позади.

О том, кто пытался отравить и зачем — сейчас говорить не хочется. Потом. Они успеют еще.

— Ничего… Что там было? Яд? Как ты?

— Можно я посижу у тебя? — все так же устало ухмыляясь, говорит Сигваль. — У меня там открыли окна и меняют постель, но все равно еще не все выветрилось. Олаф просто зверь. Во мне не то, что яда, а вообще ничего не осталось, — он фыркает, трет шею сзади. — Хотя сыпанули в вино уж очень щедро, чтоб наверняка… Не бойся. Олаф говорит — теперь надо только поспать, и утром поесть нормально.

— Да, конечно, — словно опомнившись, Оливия пытается тащить его в кровать. — Тебе надо поспать.

Он не дает себя никуда тащить, стоит, только обнимает ее, нежно и с благодарностью.

— Лив, ты очень против, если все супружеские ласки мы оставим до завтра? По крайней мере, до утра, — говорит Сигваль, прижимаясь щекой к ее виску. — А то, боюсь, моих сил сейчас хватит, только чтобы упасть и уснуть.

Он обнимает, левой рукой… и все же, это совсем не так, как обычно. Его пальцы чуть поглаживают ее спину, и в этом… что-то большее. У него даже дыхание меняется. И вдруг хочется спросить, а готов ли Сигваль сам ждать до утра? Хотя куда уж… его ощутимо пошатывает от слабости, какие уж тут ласки.

— А утром ты снова сбежишь, — говорит она. И прикусывает язык.

Она хотела всего лишь сказать, чтобы он не сбегал, побыл с ней подольше. Но вышло так, словно она не хочет ждать.

— М-мм, — говорит он задумчиво, гладит ее шею, легко накручивает подвернувшийся локон на палец. — Как бы я хотел никуда от тебя не сбегать. Совсем. Чтобы хоть недельку никто нас не трогал. Просто побыть вдвоем.

И в этом простом желании — словно все несбыточные мечты, невозможное счастье.

Просто забыть обо всем на свете.

Оливия только прижимается к нему в ответ.

— Знаешь что, — говорит Сигваль, — я сейчас немного со всем этим разберусь, и увезу тебя, хоть на пару дней, в глухой лес. Тут есть маленький охотничий домик у реки. Можно выставить охрану вокруг, чтобы следили, но не бросались в глаза. Так, чтобы никого вокруг. А?

— Да, — улыбается Оливия. — Очень хочу… муж мой.

Он втягивает носом воздух, закрыв глаза, так невероятно довольно, в предвкушении.

Только вдвоем.

— Помочь тебе снять платье? — шепотом, на ухо, говорит он.

31. Оливия, тюленьи ласки

Она просыпается от того, что ее нежно гладят по бедру… по голому бедру, кончиками пальцев.

Вздрагивает от неожиданности.

— Тихо, это всего лишь я.

Сигваль довольно улыбается. Тянется к ней, осторожно целует в губы, смотрит на нее, и потом целует еще раз, в нос. От него неожиданно пахнет брусникой и печеньем. Его пальцы жесткие, и это немного щекотно.

Вчера она заснула у него на груди. Или он заснул первый… сложно сказать. Нет, ничего не было, они просто спали вместе. Только голые в этот раз. Он снял с нее платье, она с него рубашку, в ответ… Просто залезть под одеяло и лежать обнявшись, чувствовать его всем телом, его тепло — приятно и удивительно спокойно, не смотря на то, что случилось с ними за день… за все это время. Не важно. Просто спокойно рядом с ним.

А еще у него ноги волосатые, как у сатира. Нет, разглядеть вчера Оливия толком не успела, зато сейчас отлично чувствует, как он обхватывает ее ноги ногой, притягивая к себе, поглаживая пяткой ее голень… и ладонью по бедру, явно с далеко идущими намерениями. Не торопясь. И по довольному блеску в глазах, можно сказать, что он вполне выспался, и даже, судя по всему, успел чего-то перекусить, а теперь…

— Ты давно проснулся? — спрашивает она, ей надо немного времени.

Вдруг понимает, что волнуется, что-то сжимается в животе. Не боится его, нет… просто волнуется. Сейчас?

— Совсем недавно, — говорит Сигваль. — Хочешь клюквенного морса? Тут еще полкувшинчика есть. И печенье. И вроде какая-то каша в горшочке, но я пока еще не смотрел.

— Нет, — Оливия качает головой. Прижимается лбом к его плечу.

Завтрак потом, сейчас, вот так, рядом с ним, о какой-то каше думать не выходит.

Сигваль не настаивает.

— Иди ко мне, — шепотом говорит он. Обнимает, немного заваливает ее на себя, сам переворачиваясь на спину. Она пытается опереться на руки, но он не дает, прижимая ее к себе.