Женщины прощают первыми

Помимо любви к чтению, Казимира Львовна помешана на театре и кино. Она часами может говорить о Комиссаржевской и Ермоловой, обсуждать прически Веры Холодной, сравнивать наряды Риты Хейворт и Ким Новак. А уж об актерской технике она, кажется, знает все. Она боготворит Михаила Чехова. По её словам, она занималась у Чехова полгода года, а потом заболела туберкулезом и бросила. Я не очень в это верю, но страсть, с которой она выспрашивает меня о годах ученья на Моховой, выдают в ней несостоявшуюся актрису. Нет, мир решительно сошёл с ума. Мечтать об актерстве , имея за спиной восемьдесят шесть лет и парочку миллионов – это уже не смешно. Это страшно.

Дня не проходит, чтобы она не сделал мне какого-либо замечания. То я не так хожу. То слишком сутулюсь/ это неправда, я с детства хожу и выгибаю спину так, словно проглотила лом/. Но чаще всего она долбит меня за эмоциональность. По её мнению, моё лицо, всё равно, что открытая книга. На нем можно прочесть все, даже самые спрятанные мысли. Скорее всего, это неправда. Иначе она бы давно меня уволила. Поскольку поначалу мысли мной владели – не приведи Господь !. Особенно после бессонных ночей с Мотькой. Бывший муж частенько интересовался , как он выражался, « моей графиней».И даже мечтал, что умирая, она оставит мне свой меховой салон. Или фабрику. Или галерею. И мы с ним тогда начнем жить не по лжи. На её деньги. И Мотька снова предложит мне руку. Только руку, поскольку сердце у него теперь безвозвратно отдано литературе. Поэтому он и ушёл от меня. Но обещал вернуться после получения Нобелевской премиии. То есть, никогда…

Иногда Мотька даже предлагал старушку отравить . Чтоб ускорить соединение наших душ. Фантазия у него ещё та.

После такого трудно было держать лицо. Маленькие, остренькие глазки Казимиры Львовны, как гвоздики, царапали мое лицо .Казалось, она всё внутренности из меня вынимает. Но проносило. Хотя моя манера держаться всё равно её не удовлетворяла.

– Глявное качество дамы – это бесстрастность! Лиза, ты должен быть холодной и спокойной, как бриллиант. Вот я за тебя возьмусь…

Конечно, мои способности без систематических упражнений увядали. Но не возвращаться же в театр!

Начиная с зимы, Казимира Львовна мучит меня этюдами. Только я прихожу продутая невским, морозным ветерком, с горящими щекам , с мечтой о печке , чокнутая миллионерша начинает фантазировать.

– Ты в Ницце…Море лазурного цвета. Ого, какие громадные пальмы! Это даже не пальмы, а живые опахала. Жарко, Лиза ?

– Жарко! – кричу я ,расстёгивая негнущимися пальцами пуговицы на кофточке .– Ох, не могу, потом обливаюсь…

Заслышав мои крики, дверь открывается, в неё просовывается голова Артура Сергеевича.

– Лиза, посмотри , кто к нам идёт ? – смеется Казимира Львовна, указывая на Артура Сергеевича.

– Батюшки, так это ж господин Бунин! Иван Алексеевич ?

Артур Сергеевич прикрывает двери, растерянно хихикает. А живые мощи начинают выдавать очередную порцию мертвых истин..

– Головку плохо держала. Улыбалась неестественно. Губьи деревянные, могут сломаться. Давай повьтор-рим…

Ежедневно минимум полчаса она меня дрессирует. Я терплю. Я знаю цену своему терпению. Двести восемь долларов при пятичасовом рабочем дне на дороге не валяются. Даже если эта дорога вьётся меж голливудских холмов.

Иногда, ловя её взгляды на себе, я теряюсь в догадках – что ей от меня нужно ? Зачем она меня мучает ? Но виду стараюсь не подавать. Так называется эта игра – «спрячь сокровенноё».

Когда я рассказываю об этом Мотьке, он извергает фонтаны предположений, один хлеще другого.

– А может, ты её внебрачная дочь ?

Я хохочу.

– Да. Тем более, что в семьдесят восьмом году ей было шестьдесят три года. А во второй городской роддом она меня сбросила на парашюте.. .– я демонстрирую следы от бюстгалтера, похожие на следы от парашютных лямок.

Мотька не обижается. Пьет, сладкий, как патока, чай и забирает ещё круче.

– А может она хочет поставить на сцене БДТ последний в своей жизни спектакль? И ты будешь играть вместе с ней ?…

Истина, как всегда где-то посередине. То есть, между мной и Мотькой. Равно чужая ему и мне. Тайна раскрывается очень просто. С помощь Чарльза Диккенса, которого Казимира Львовна обожает. Оказывается, мой голос похож на голос её мамы. Мама семилетней Кази умерла от тифа в двадцатом втором году. Тогда они ещё жили в Петрограде. Неподалеку отсюда – на Английской набережной, 24 в четвертой квартире на втором этаже. И также из её окна были видны сфинксы-мосты и горящая на солнце Нева.

Я читаю « Крошку Доррит», а Казимира Львовна тихонечко всхлипывает .Вот чем я обязана своей работе. Голосу… Она случайно услышала по радио рассказ Бунина в моем исполнении. Это и сыграло решающую роль. Она поручила Артуру Сергеевичу разыскать меня во что бы ни стало. Артур Сергеевич трижды приходил на спектакли с моим участием .И всякий раз дарил цветы. Корзины с уступами роз, похожими на взвихренные бурунчики. По мнению Мотьки, корзины были похожи на Колизей, залитый гладиаторской кровью. Мотька ревновал, пока не понял что к чему.