История о другой жене Чингисхана дает нам не только дополнительные доказательства существования женских орд и доли хатунов в доходах, полученных в результате консолидации империи, но и некоторые подробности о том, из чего состояло богатство в их лагерях. В «Тайной истории…» и «Джами’ ат-таварих» приводится известный рассказ о том, как Чингисхан отдал одну из своих главных жен, кераитку Ибаху-беки, одному из своих военачальников. Эти две версии существенно отличаются друг от друга [Sneath 2007:175]. В персидском рассказе хан отдал свою жену военачальнику, охранявшему его шатер, потому что ему приснился сон, в котором «Бог» велел ему прекратить свой брак с этой хатун. Однако в монгольской версии это просто рассматривается как награда Чингисхана полководцу, генералу Кехатай, за подавление восстания Джаха-Гамбу [Thackston 1998, I: 197; 1994: 104][254]
. Между этими двумя рассказами, безусловно, есть соответствия: в обоих источниках есть схожие упоминания о том, как Чингисхан распорядился имуществом хатунов. Согласно «Тайной истории…», Чингисхан сказал госпоже, прежде чем отдать ее новому мужу: «Твой отец Джаха-Гамбу [Джагамбо] дал тебе в приданое двести слуг; он дал тебе также управителя Ашика Тимура и управителя Алчику. Теперь ты идешь к народу Уруут; иди, но дай мне сто человек из твоих слуг и управителя Ашика Тимура на память о тебе» [Там же]. Рашид ад-Дин также упоминает, что Чингисхан попросил ее оставить ему «одну повариху и золотой кубок, из которого я пью кумыс», чтобы у него были «воспоминания» о ней, когда ее не станет. Но, согласно этому персидскому рассказу, «все остальное, все, что было в лагере, —Рост богатства новой монгольской знати в начале существования империи означал, что женщины стали играть новую роль в экономике. Как отмечает Олсен,
монголы, ранее бывшие обществом с ограниченной покупательной способностью, теперь внезапно оказались обладателями огромного и непривычного для них богатства, а правящие слои, основные получатели добычи и дани, были склонны к типичной для нуворишей экстравагантности [Allsen 2001: 9].
Предметы роскоши присутствовали в Степи и до появления империи, но их потребление быстро росло по мере того, как все больше и больше ресурсов оказывалось в руках хатунов[256]
. Обращение изящных изделий при Монгольском дворе иллюстрирует следующий рассказ. Когда Угедэй отдал бедняку пару жемчужин, принадлежавших его жене Муге-хатун, в обмен на две дыни, люди подумали, что хан сошел с ума. Бедняк не имел представления о ценности жемчужин, но хан предсказал, что они очень скоро вернутся к его жене. Человек продал жемчужины по дешевке на рынке, а их покупатель решил, что раз они такие красивые, то заслуживают того, чтобы их подарили императрице, поэтому он вернул жемчужины ко двору, и таким образом пророчество хана исполнилось [Banakati 2000: 388; Qazvini 1912–1937, I: 168; Boyle 1997: 211–212]. Накопление таких очень изысканных артефактов, по-видимому, увеличивалось в ордах хатунов по мере расширения империи, в итоге достигнув уровня роскоши среди дам улуса Берке, описанного Ибн Баттутой в XIV веке [Defremery et al. 1962: 485–486][257]. Однако хатуны интересовались не только предметами роскоши. Китайские источники описывают покупку муки монгольскими женщинами. Ее нужно было перевозить на расстояние до 1150 километров, но у хатунов не возникло трудностей с оплатой счетов [Allsen 1989: 93].Рис. 4.1.
Кераиты и их связь с семьей чингизидов