Участие женщин в торговле не ограничивалось выдачей разрешений купцам. Хотя упоминания о женщинах немногочисленны, некоторые из них отправляли членов своих личных орд в походы для установления торговых отношений за пределами своих вотчин. Сорхахтани-беки, согласно персидским источникам, богатая и пользующаяся привилегиями дама, уделяла много внимания экономической деятельности. Рашид ад-Дин вспоминает случай, когда она отправила тысячу человек на корабле на север по реке Ангаре в глубь Сибири[267]
. Три военачальника женской орды возглавили поход, целью которого было достичь «провинции, рядом с которой находится море серебра». Отряд добрался до этого места и добыл столько серебра, что оно не уместилось на корабле [Thackston 1998,1: 76–77; 1994: 43]. В источниках нет других описаний женщин, которые снаряжали экспедиции за сырьем. Однако это не означает, что другие хатуны, имевшие значительные наделы в этот период, учитывая количество людей и ресурсов, которыми они располагали, не финансировали поиск полезных ископаемых.Интересно наблюдать, как в одних и тех же источниках, затрагивающих схожие темы, может меняться восприятие описываемых событий в зависимости от политических взглядов авторов [Morgan 1982а]. Сорхахтани хвалили за экспедицию, которая сумела найти так много серебра, но, говоря о правлении Огул-Гаймыш, Рашид говорит, что ее отношения с купцами были причиной того, что она пренебрегала управлением империей. Ссылка указывает на прямую вовлеченность этой хатун в коммерческую активность империи, но, как следует из описания, регентша проводила много времени с шамани (каме), что означает, что во время ее правления «мало что было сделано, однако, кроме сделок с купцами», и ее роль описывается как роль простого потребителя, но также и покровительницы торговли [Thackston 1968, II: 810; Boyle 1971: 186]. Таким образом, получается, что во время правления Гуюка и его жены Огул-Гаймыш торговля процветала, а Шелковый путь соединял Дальний Восток и Европу через Русскую степь. Тем не менее чрезвычайно прибыльная, но нерегулируемая система торговли, поддерживаемая Дорегене, а затем ее сыном и невесткой, похоже, вступила в противоречие с необходимостью к концу 1240 года сформировать более централизованное экономическое управление.
В персидских источниках подчеркивается тот факт, что к тому времени, когда Огул-Гаймыш покинула трон в 1250 году, расходы императорской казны вышли из-под контроля. Рашид ад-Дин обвиняет конкретно жен, сыновей и родственников Гуюка в том, что они вели дела с купцами в «еще больших размерах, чем при его жизни», и делали это, выписывая торговцам векселя, которые подкреплялись быстро истощающейся императорской казной [Thackston 1998, II: 861; Boyle 1971:236]. Даже если допустить, что задолженность Огул-Гаймыш перед купцами была преувеличена в протолуидски настроенных персидских источниках, это замечание, по выражению Олсена, «значительно и символично» [Allsen 1989: 111][268]
. Отношения между правящей семьей и купеческим сообществом в этот период строились на уровне личных связей, предположительно со слабым централизованным контролем над расходами и выдачей векселей на основе ожидаемых доходов[269]. Чрезмерный выпуск этих векселей и нехватка средств для их оплаты могли спровоцировать цикл спекуляций и инфляции, что привело к наступлению экономического хаоса в 1240-х годах [Там же: 108–109]. Не без сильной предвзятости персидские и протолуидские источники представляют правление Мункэ-хана как возвращение к экономической стабильности.Если время перед смертью Чингисхана было отмечено наличием экономической системы, основанной на изъятии и распределении богатства путем завоевания, то правление сторонников Угедэя и регентство их женщин можно рассматривать как золотой век развития торговли по всей империи [Allsen 1989: 104–105; Rossabi 1981: 269–270]. Укрепление ямской системы привело к быстрой и прибыльной торговле, которая не только обогатила многонациональное купеческое сообщество Евразии, но и позволила монгольским женщинам инвестировать в торговые походы, создавать коммерческие предприятия совместно с купцами и удовлетворять свою личную страсть к предметам роскоши, что само по себе способствовало стимулированию экономики. Однако эта модель зависела от регулярного поступления военной добычи и полной свободы действий для