Женщины в Иране, 1206–1335 гг.

Чтобы удовлетворить растущий спрос среди монгольских принцев и принцесс, нужна была какая-то структура, которая обеспечила бы процветание торговли и безопасную доставку купцами своих товаров покупателям[258]. Сведения об отношениях между монголами и купцами в этот ранний период не очень ясны. Кажется, что обе стороны активно сотрудничали, что новая империя стимулировала и защищала торговлю и что Монголия стала новым рынком для торговцев Внутренней Азии [Allsen 1989: 94; Rossabi 1981: 260–261]. Документально подтвержден пример присутствия торговых агентов из Центральной Азии до возвышения Чингисхана: мусульманин по имени Хасан участвовал в походе против кераитов [Rachewiltz 2004: § 182, 657][259]. Согласно Джувайни, образ жизни монголов и нехватка хорошо зарекомендовавших себя купцов означали, что те торговцы, которые добирались до лагерей, могли рассчитывать на высокую прибыль. Приводя в пример барыши, полученные одним предпринимателем по имени Ахмад из Ходжента, Джувайни подчеркивает, какие состояния можно было заработать, привозя «вышитые золотом ткани, хлопок, занданичи и все остальное, что они считали подходящим» для продажи хану и его семье [Qazvini 1912–1937,1: 59; Boyle 1997: 77–78][260].

Тогда как ханы, безусловно, взаимодействовали с торговцами, упоминания о женщинах, контактировавших с ними в этот ранний период империи, немногочисленны. Тем не менее женский капитал был представлен в торговой экспедиции, отправленной Чингисханом в соседнее царство Хорезмшахов в 1218 году (эта экспедиция стала катализатором вторжения монголов в Центральную Азию). Хан собрал купцов и «приказал своим сыновьям, дочерям, женам и военачальникам выбрать мусульман из своих свит и снабдить каждого золотыми и серебряными слитками (балыш), чтобы они могли торговать в земле Хорезмшаха» [Allsen 1989: 88][261]. Это говорит о том, что уже во времена Чингисхана женщины вкладывали деньги в коммерцию с находящимися на значительном расстоянии от них торговыми партнерами, хотя и после смерти Чингисхана в 1227 году торговля все еще находилась в зачаточном состоянии. На границах монгольских владений были назначены стражники для обеспечения беспрепятственного въезда купцов, но это произошло только тогда, когда Чингисхан укрепил свою власть в степи [Qazvini 1912–1937,1: 59; Boyle 1997: 77–78]. До того князья и хатуны обогащались в основном за счет добычи. В этот ранний период богатство женщин заключалось в скоте, лошадях и людях, хотя иногда они вкладывали деньги в торговые предприятия. С приходом к власти нового поколения правителей в 1227 году и привлечением иностранцев к управлению экономика империи расширилась и усложнилась, и именно это предоставило возможность для укрепления экономической роли женщин.

Легкие деньги, спекуляция и коммерция: монгольские женщины и торговая экономика объединенной империи

Накопление богатств за счет изъятия ресурсов продолжалось и после смерти Чингисхана, причем хатуны продолжали обогащаться, когда монголы завоевывали Северный Китай и русские земли[262]. Однако это изъятие богатств быстро приняло более «имперскую» форму, когда не только скот и воины, но и квалифицированные ремесленники попадали в плен и направлялись в Монголию, чтобы начать строительство имперского города Каракорум в сердце Степи[263]. Джувайни отмечает, что строительство новой монгольской столицы было предприятием, в котором участвовали ремесленники всех видов, «привезенные из Китая, а также мастера из земель ислама; и они начали возделывать землю. И благодаря великой щедрости и благодеяниям Великого хана люди со всех сторон обратили свои взоры сюда с разных земель, и за короткое время он превратился в город» [Qazvini 1912–1937,1: 192; Boyle 1997: 236].

Экономическое значение новой монгольской столицы подтверждается тем, что Угедэй оставил свою вотчину в Восточном Туркестане и переехал в новый город, где концентрировалась экономическая активность и можно было легко накапливать ресурсы [Barthold 1956–1963,1: 45].