Женщины в политике. От Семирамиды до Дарьи Дугиной

Однако считать причиной начавшегося упадка возвышение женщин – явная предвзятость. В эпоху «Женского султаната», с середины 1530‐х годов (успех Роксоланы) вплоть до начала 1660‐х годов, когда влияние женщин пошло на убыль, Османская империя всё-таки продолжала расти. Переломной точкой стало поражение под Веной в 1683 году, – хотя к тому времени в Блистательной Порте уже два десятилетия царил прочный патриархат. Падение продолжалось и дальше, из века в век, несмотря на политическую скромность последующих султанш. Поэтому искать причину заката великого государства Османов в феномене «Женского султаната» нелогично. Скорее, напрашивается другая закономерность: когда империя достигла своего величия, и к прямолинейным военным задачам добавились многочисленные и отнюдь не столь героические управленческие, в том числе – необходимость поддерживать равновесие между окружающими трон придворными группировками, в Стамбуле были востребованы специфические способности женщин-политиков.

Самой успешной и могущественной представительницей «Женского султаната» признана Махпейкер, вошедшая в историю под прозвищем Кёсем – «Любимица», главная жена султана Ахмеда. Иностранные свидетели отмечают исключительный такт Кёсем и её способность к тонкой психологической манипуляции своим властелином. Так, венецианский посол Симон Контарини отмечал, что «она сдерживает себя с большой мудростью от слишком частых разговоров с султаном о серьёзных делах и делах государства», делая вывод, что именно ненавязчивость Кёсем и демонстративное невмешательство в политику сблизили её с хозяином Османской империи, не терпевшим никаких посягательств на его единоличную власть. Вместе с тем, как признаёт другой посол, Кристоф Вальер: «Она может творить с султаном всё, что пожелает, и полностью завладела его сердцем, и ей ни в чём нет отказа». Так проявлялось гениальное женское умение управлять супругом исподволь, согласно русской поговорке «муж голова, жена шея», когда первенство мужчины не подвергается сомнению, но жена обладает возможностью повернуть ход его мысли в нужном направлении.

С Кёсем также принято связывать милосердные исключения из бесчеловечной логики гаремной вендетты. В частности, молва утверждает, что именно благодаря заступничеству своей фаворитки Ахмед совершил редкий акт гуманизма – сохранил жизнь брату Мустафе (в то время как, например, отец Ахмеда ради удержания власти расправился с девятнадцатью братьями). Похоже, долг помилованного наследника оказался платежом красен – сменив брата на троне, он оставил в живых Кёсем и её детей, всего лишь удалив их из дворца в весьма почётную ссылку. Правда, вчерашней султанше приходилось то и дело вскрывать заговоры враждебных партий, пытавшихся отравить её сыновей – но это были лишь интриги за спиной Мустафы, который ни разу не дал прямого приказа и даже намёка на убийство.

Это подвешенное состояние продлилось недолго. Условием выживания Мустафы во время царствования Ахмеда была практически полная изоляция в маленьком дворце Кафесе («Клетка»), где затворник свихнулся, год за годом опасаясь возможной казни. Чудачества сумасшедшего султана выглядели настолько нетерпимыми (так, он мог во время Большого Дивана начать срывать чалмы и дёргать за бороды почтенных вельмож), что вскоре Мустафу свергли. Законным преемником номер один у бездетного безумца оказался уцелевший по его милости племянник, несовершеннолетний сын героини нашей истории, Мурад. Тогда-то, в 1623 году, наступил звёздный час Кёсем – она стала валиде-султан (матерью императора) и фактической владычицей империи на много лет вперёд. Её более известной коллеге по гаремной власти, Роксолане-Хюррем, такого счастья не выпало – поэтому в исламском мире более почитаема именно Кёсем, а не Хюррем. Последняя обрела популярность, скорее, как романтический персонаж, а не как реальный политик, а Кёсем в самом деле правила величайшей державой западной Евразии – как при первом сыне Мураде, так и при втором – И брагиме.

Попутно заметим, что и в этом случае, как в ситуации с Мустафой, правительница проявила человечность, не позволив своему первенцу устранить брата-конкурента. К сожалению, приходится констатировать, что у милосердия в эпоху гаремных битв была своя оборотная сторона: выживший Ибрагим имел такую же расстроенную психику, как выживший Мустафа. Поэтому вслед за его воцарением не заставил себя ждать новый дворцовый переворот, приведший на трон шестилетнего внука Кёсем – Мехмеда.