Однако в её пользу сыграл всё тот же покладистый, уживчивый характер, который позволял мириться с буйным нравом основателя Петербурга. Теперь амбициозные выдвиженцы Петра из второй партии – политиков нового поколения – желали видеть на троне флегматичную персону, которая одобряла бы их планы и не слишком вмешивалась в управление. Екатерина на троне подходила им как нельзя лучше. Решающую роль в споре двух сторон сыграли гвардейские офицеры, самозабвенно преданные Петру и перенёсшие эту преданность на его супругу. Тем более что коронация императрицы служила неформальным подтверждением воли покойного.
Когда Сенат собрался решать вопрос о наследнике, барабанный бой под окнами возвестил о неожиданном прибытии двух гвардейских полков, оцепивших здание. В залу с решительным видом вошли полковые командиры. Фельдмаршал Репнин, исполнявший функции военного министра, возмутился: «Кто посмел без моего ведома привести сюда полки?» Однако командир Преображенского полка Бутурлин быстро поставил сановника на место: мол, все тут исполняют волю императрицы, и тебе не след отлынивать. Под нажимом гвардейских штыков Сенат единогласно признал преемницей матушку-императрицу Екатерину Первую.
Правление первой российской императрицы было недолгим и не слишком запоминающимся, уже на его третий год Екатерина отправилась вслед за своим великим супругом. Однако она стала родоначальницей целой правящей ветви Романовых – после краткого воцарения вожделенного аристократией Петра Алексеевича Второго и несколько более долгого правления его двоюродной тётки Анны Иоанновны, гвардия привела к власти дочь Екатерины – Елизавету Петровну. С этого часа потомки некогда бедной прибалтийской поселянки Марты Скавронской бессменно занимали Зимний дворец.
Раскол и плаха. Роковые зигзаги в судьбе Анны Болейн
В истории английской монархии тоже есть женщина, не имевшая прав на престол, но завоевавшая сердце одного из самых суровых и величественных королей этой страны и впервые коронованная наравне с мужчинами. Её дочь тоже звали Елизаветой, и эта Елизавета I Английская тоже, как и Елизавета Петровна Российская, прославилась долгим и успешным царствованием. Речь идёт об Анне Болейн, сначала фрейлине при дворе Генриха VIII, а затем его второй жене.
Всю весну 1533 года Лондон гудел, как потревоженный улей. Случилось нечто необычное, выходящее за рамки вековых представлений. Особенно волновались католики, тогда ещё составлявшие на туманном Альбионе большинство, особенно в простонародье. Король Генрих заявил, что английские священники больше не подчиняются Папе Римскому, что монарх отныне будет сам возглавлять церковь, а те, кто не признают нового порядка, будут караться как государственные изменники. Сторонники католицизма пришли в ужас от свершившегося раскола, зато ликовали протестанты всех толков, рассчитывавшие избавиться от преследований со стороны римско-католических догматиков. Что же заставило Генриха Восьмого совершить столь рискованный шаг, чреватый бунтом и религиозной войной?
Анна Болейн
Виной всему были отнюдь не богословские соображения, а прекрасная фрейлина Анна, ради которой владыка Британии задумал развестись с первой супругой, Екатериной Арагонской, представительницей влиятельной испанской династии. Разрешение на такой эксклюзивный для средневековой Европы шаг мог дать только сам глава Католической церкви. И хотя британские правоведы по заданию короля Генриха подобрали неоспоримые, с их точки зрения, аргументы в пользу расторжения брачного союза высочайших особ, Папа несколько лет тянул с ответом. Ожидание стало выглядеть безнадёжным, когда племянник опостылевшей Генриху Екатерины, воинственный император Испании Карл V, властелин «империи, над которой не заходит солнце», повелитель несчётного количества земель на четырёх континентах, овладел Римом. Отныне Папа Римский становился заложником в руках могущественного родственника отверженной королевы и ни в коем случае не стал бы принимать решение в пользу Генриха, и без того сомнительное, а в сложившейся обстановке способное вызвать гнев хозяина положения. Тогда-то отчаявшийся Генрих пошёл ва-банк, отделив английскую церковь от всемирной католической и запустив тем самым процесс великой европейской Реформации.