Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

Высоцкий ее опекал, покровительствовал. Был ли у них роман? Она категорически отрицает: «С моей стороны — нет. Я не была в него влюблена. Совсем. Мне хотелось бы ответить, но…» Мешал не возраст. «Дело было в чувствах: кто знает, почему влюбляешься в одного человека, — признавалась Ирина, — а к другому ничего не испытываешь, хоть он и во сто раз красивее, умнее, талантливее. Конечно, мне было приятно и лестно его внимание. Володя водил меня к своим друзьям, знакомым, таскал по выставкам. Часто, уезжая к Кириллу Ласкари, оставлял меня в своей московской квартире. Садился ночью в машину, чтобы оказаться утром в Питере. Один. В то время в его квартире на Малой Грузинской шел ремонт, он делал сауну (которую так и не достроил). Я ночевала у него там среди кафеля… Все это было, но, к сожалению, к сожалению…

Больше всего он любил делать подарки. Во-он, видите, баночка стоит? В ней был потрясающий английский чай, который он мне как-то привез из-за границы. Дарил свои пластинки, книжки, французскую косметику. Тогда, в 1975-м, ведь вообще ничего нельзя было купить. В чем я тогда ходила, студентка! Жила на стипендию (я получала повышенную — 33 рубля) и на деньги, которые присылали родители. А когда начала сниматься в кино, денег родители уже не присылали, потому что с ними остались еще двое детей… Тратиться на шмотки мне всегда было ужасно жалко. Помню, на барахолке в Горьком я купила за 110 рублей ношеные джинсы «Левис» (которые потом носила много лет). Для меня это был подвиг. Я тогда себе все шила сама и шью до сих пор. Раньше — потому что нечего было носить, теперь — чтобы быть непохожей на других. Помню, смастерила себе сногсшибательный, как мне казалось, костюм из хлопчатобумажного сукна — коричневые бриджи и балахон с капюшоном. Под этот ансамбль непременно требовались высокие сапоги. А поскольку их достать было невозможно, я купила резиновые ботфорты «а-ля рыбак на льдине». Потом приобрела еще одну «стильную» вещицу — летный шлем из кожзаменителя и была уверена, что одета потрясающе модно. Теперь-то я понимаю, что на Высоцкого, который одевался в Париже, я производила дикое впечатление. Видимо, поэтому он ненавязчиво дарил мне то бархатные брюки, которые вез сыну (у нас с ним был один размер), то французский свитер. Брюки эти я потом перешила в комбинезончик для дочки Лизы…

Один раз, помню, гримировалась перед съемкой, а он, вернувшись с гастролей, зашел ко мне. Ловким движением достал из гитарного чехла красивую кофту и со словами: «Потому что я купил тебе кофточку, потому что я люблю тебя, глупая» как бы шутя мне ее вручил. А я, действительно глупая, даже не знала, что у него есть такие стихи!

Разговоров особых не было, мы общались ровно столько, сколько я могла поддерживать общение. Я только начинала получать образование, но уже была влюблена в русскую литературу серебряного века. Цветаева, Ахматова — их можно было достать только в Ленинке. А у него дома лежали коробки привезенных из Франции книжек. Мне разрешалось порыться и почитать любимых поэтов. Володя подарил мне несколько старых книг, одна из них была с чьей-то дарственной надписью. Как-то, вернувшись из Франции, привез мне свою пластинку, надписав глянцевую обложку фломастером. Что там написано, я сразу не удосужилась прочесть. Прижав к груди пластинку, села в трамвай и поехала к подруге, у которой жила в то время. Но пока доехала, надпись стерлась, остались только вдавленные контуры букв.

Так я и не узнала, что он там написал, но тогда мне было все равно…

Я ему нравилась, и все. То, что я не лезла к нему в душу и не домогалась, наверное, как раз и подогревало его интерес»[585] Наверное, именно то, что она не смотрела на него как на идола, Высоцкому и нравилось и было в ней интересно. «Думаю, он понимал, что я, — говорила Мазуркевич, — вижу в нем просто человека, а не одиозную личность…»[586]

Накануне свадьбы Ирины с питерским актером Анатолием Равиковичем в гримерку принесли очередной презент от Высоцкого — всякие модные штучки. Там было и письмо. Бывший «арап Петра Великого» с воодушевлением писал о том, что им очень нужно повидаться, у него есть определенные планы, и что Эфрос поставит для них спектакль, и они с ним будут разъезжать на гастроли. Эта идея Высоцкого жениха довела до белого каления. И тогда на его глазах будущая жена демонстративно порвала письмо. Словом, как в песне: «…И вот мне руки жжет ея письмо, я узнаю мучительную правду…»

Став старше, Ирина Мазуркевич прозрела: «Мне он казался очень одиноким. У него был большой круг общения, но настоящих друзей немного…»[587]

«Я писал ей стихи на снегу, к сожалению, тают снега…»